– Где он живет? – спросила Валенсия.
– Никто не знает. Судя по книгам, он, должно быть, канадец, но больше ничего о нем не известно. Его издатели молчат. Вполне вероятно, Джон Фостер – литературный псевдоним. Его книги сейчас так популярны, что их сразу разбирают, хотя, честно говоря, не понимаю, что в них такого особенного.
– Я думаю, они чудесны, – тихо сказала Валенсия.
– Ну конечно. – Мисс Клаксон покровительственно улыбнулась, как обычно отправляя мнение Валенсия на свалку. – Не могу сказать, что мне нравятся жуки. Но Фостер, определенно, знает о них все.
Валенсия понятия не имела, любит ли жуков она сама. Ее привлекало отнюдь не удивительное знание Джона Фостера о жизни диких существ. Она едва ли могла объяснить свои чувства. Манящая прелесть нераскрытой тайны, тени великих откровений, слабое, иллюзорное эхо прекрасных забытых вещей – магия Джона Фостера не поддавалась определению.
Да, она возьмет новую книгу Фостера. Прошел уже месяц с тех пор, как она прочитала «Урожай чертополоха», поэтому мама не будет возражать. Валенсия прочла эту книгу четыре раза и знала каждую главу наизусть.
А потом она вдруг подумала, что пойдет к доктору Тренту расспросить насчет странной боли в сердце. В последнее время приступы повторялись слишком часто, сердцебиение пугало, не говоря уже о головокружении и одышке. Но как отправиться к врачу, ни слова никому не сказав? Это была очень смелая мысль. Никто из Стирлингов никогда не обращался за медицинской помощью, не собрав прежде семейный совет и не получив одобрения дяди Джеймса. Более того, они все лечились у доктора Амброза Марша из Порт-Лоуренса, женатого на троюродной кузине Аделаиде Стирлинг.
Валенсии не нравился доктор Амброз Марш. Да и добраться самостоятельно до Порт-Лоуренса, находящегося в пятнадцати милях от дома, она не могла. Валенсия не хотела, чтобы кто-то узнал о ее сердечном недомогании. Поднимется суматоха, сбежится вся родня, все станут обсуждать ее недуг на разные лады, давать советы, предостерегать и рассказывать ужасные истории о пратетках и кузинах до седьмого колена, с которыми произошло «нечто подобное» и которые «внезапно скончались, моя дорогая».
Тетя Изабель вспомнит, как всегда твердила, что у Досс могут быть неполадки с сердцем: она «такая зажатая и изможденная». Дядя Веллингтон примет болезнь как личное оскорбление, ведь Стирлинги «никогда не знали сердечных хворей». Джорджиана запричитает, что «бедная маленькая Досс недолго проживет на этом свете», а кузина Глэдис скривится: «Ну и что, со мной уже много лет происходит то же самое», как будто больше ни у кого, кроме нее, нет сердца. А Оливия – Оливия явится во всем цветении великолепной красоты, возмутительно здоровая, словно заявляющая одним своим видом: «Что за суету вы затеяли вокруг этой увядшей Досс? К чему это все, когда есть я?»