Сняв и повесив в шкаф ночную рубашку из грубого неотбеленного холста, с высоким воротом и узкими рукавами, Валенсия надела такое же далекое от изысков нижнее белье, хлопчатобумажное платье в коричнево-белую клетку, толстые черные чулки и ботинки на резиновой подошве. В последнее время она привыкла укладывать волосы при занавешенном окне, глядя в затененное зеркало, чтобы не всматриваться с огорчением в черты своего лица. Но в это утро она вздернула рулонную штору на самый верх и взглянула в зеркало, словно изъеденное проказой, со страстной решимостью увидеть себя такой, какой ее видел мир.
Результат оказался неутешительным. Даже красавица посчитала бы безжалостным столь резкий, яркий свет. Черные волосы, короткие и тонкие, выглядели тусклыми, хотя каждый вечер она проводила по ним щеткой по сто раз, ни больше ни меньше, и честно втирала в корни бальзам Редферна для роста шевелюры. Этим мрачным утром они показались Валенсии тусклее обычного. Прямые и тонкие черные брови. Нос слишком мелкий даже для ее блеклого треугольного лица. Маленький бесцветный рот, всегда чуть приоткрытый. Зубы, правда, ровные и белые, а вот фигура… Худая, плоскогрудая. И рост намного ниже среднего. Каким-то чудом ей удалось избежать семейной скуластости, а темно-карие глаза, слишком мягкие и матовые, чтобы казаться черными, были почти по-восточному раскосы.
«Если не считать глаз, я не красавица и не уродина – просто невзрачная дурнушка», – горько заключила она. О этот безжалостный свет… Как резко он выделил морщинки у глаз и рта! Никогда еще ее узкое бледное лицо не выглядело настолько узким и бледным.
Она уложила волосы валиком в стиле «помпадур». Прически а-ля Помпадур давно вышли из моды, но были в почете, когда Валенсия впервые уложила волосы, и тетя Веллингтон посчитала, что племянница всегда должна так причесываться.
«Тебе только это и подходит. У тебя слишком маленькое лицо, а валик его увеличивает», – изрекла тетя Веллингтон. Она и самые простые вещи провозглашала, как глубокие, важные истины.
Валенсия предпочла бы спустить волосы ниже на лоб и прикрыть уши пышными прядями, как Оливия, однако над ней довлело авторитетное мнение тети Веллингтон, не позволяя изменить прическу. Она не смела сделать это, как, впрочем, и многое другое.
«Всю жизнь я чего-то боялась», – горько подумала она. Боялась с тех самых пор, как помнила себя (например, ее до жути пугал большой черный медведь, обитавший, по уверениям кузины Стиклс, в кладовке под лестницей).