Она стояла у окна.
Этаж? Считаю… Двадцать пятый.
По небу шастала луна,
Её бессониц друг заклятый.
А на столе – графин вина
И лаконичная записка.
Я нынче оттого пьяна,
Что не актриса я – актриска.
Осталось сделать только шаг,
Чтобы покончить с этой болью.
Надежды потерпели крах…
А в труппе называют молью…
Луна толкала её в грудь,
Луна почти остервенела.
Она кричала: «Всё забудь!
Ты что творишь, ты обалдела!»
Но крик её тонул в ночи,
А девушка – окно пошире.
Но вдруг три вспыхнули свечи,
Хотя одна была в квартире…
Она не видела лица,
А он закрыл собой окошко.
Слова порой верней свинца,
Давай поговорим немножко.
Трещали тихо три свечи,
Он говорил тепло и просто
В безвыходности той ночи
И в полушаге от погоста.
«А люди, знаешь, и меня
К кресту, как есть, приговорили,
За добродетели казня,
И не скажу, что не любили.
Вот только разум спит людской,
И что творят – не понимают.
Но я с тобой, всегда с тобой,
Несправедливость убивает.
Но только тех, кто не готов
Принять свой крест, поднять повыше.
Но даже от свинцовых слов
Не надо пить и прыгать с крыши».
Она проснулась кое-как,
Она почти ту ночь забыла,
Но помнила, как сгинул мрак,
Когда со светом говорила.