Дверь открылась так резко, что мы соскочили со своих мест и не нашли ничего лучше, чем засунуть карты под себя. Отбой и колоду добора Миха быстренько накрыл моей книжкой.
Собственно, когда Соня вошла в палату, мы уже сидели с самым честным видом. Миха положил ногу на ногу и, покачивая тапкой, что‐то очень сосредоточенно разглядывал за моей спиной. Хали-Гали смотрел в окно. Глюкер ковырял ногтем столешницу. И только я один посмотрел на дверь.
Стояла тишина. Соня казалась разъярённой, как рой диких пчёл, однако, посмотрев на нас, она прыснула от смеха и закрыла за собой дверь.
– Ребята, вы палитесь, – сказала она. – Ну, так, самую малость.
– На фига так пугать? – напустился на неё Мишка, вытаскивая из-под себя смятые карты.
– А я что, одна должна пугаться?
Соня плюхнулась на кровать рядом с Михой и уселась полулёжа, прислонившись к стене. Потом она поёрзала, устраиваясь поудобнее, потуже натянула белую майку с Куроми и заправила её в короткие спортивные шорты.
– Что? – фыркнула она, заметив, что мы пялимся.
– Тебе не холодно в шортах? – сказал я, чтобы хоть что‐то сказать.
На самом деле в палате было довольно жарко, и, например, Глюкер сам только недавно надел свои треники.
– Па-адажди, – встрял Хали-Гали. Он, как обычно, зрел в корень. – Ш-што з-значит, ш-ш… – он на миг замолчал, собираясь с силами, а потом взял дыхание и продолжил: – Што не т-ы одна д-олжна п-пугаться?
– А то и значит, что эту стерву положили к нам в палату. Как я и говорила.
– Жуткую девку? – оживился Глюкер.
– Её самую…
Мы побросали карты и один за другим вылетели в коридор. Уже у самой двери под номером «четыре» замерли и переглянулись. Что, если только войдём, она сразу нападёт на кого‐то из нас? Или, пока Соня ходила к нам, девица приготовила какую‐нибудь ловушку?