– С чего ты взял, что меня преследуют? Я здесь недавно и никому не интересна.
– Откуда взяла информацию обо мне?
– Ниоткуда.
– На улицу не выходи, там охранник новый нарисовался. А кроме тебя пасти в поселке некого.
– Может он на замену.
– Венди, сладкая моя, извини, горькая, – я ржу над тем как вскинулась девчонка. – Мы волей судьбы в одной лодке оказались. Хитрить теперь ни к чему. Тебя пасут.
– Меня дедушка попросил отыскать документы. Их спрятал не он. И толком дед не знает, почему вдруг они понадобились. Этот дом он купил. Несколько лет назад. Со всеми потрохами и тайнами. Видимо, решили, что он нашел бумаги. Я вообще ни при чем.
– И ты уверена, что дед ничего не нашел?
– Иначе зачем следить за мной? И стрелять по… – Венди прикусывает губу. Все ж не хочет всю правду сказать. Не вызываю я пока доверия.
– Я в курсе, где сейчас Арнольд Виленович. Он мог сам пальнуть, чтобы имитировать нападение и укрыться.
– Нет, меня бы он не стал так подставлять.
– Не стал бы, – я хмыкаю, подозревать Венди в нелюбви к деду нет оснований, но до полной искренности явно далековато. Картина не складывается.
– Ты наглеешь! Это вообще не твое дело, между прочим. Если и пасут, не обращай внимания.
– Все, что может помочь поискам, мое дело. Ты ведь хочешь результатов.
– Ладно, – сникает Венди и я за каким-то чертом жалею ее. – Спрашивай, я расскажу то, что знаю.
– Вот это правильно. Молодец. А раз молодец, топай за подарком, под елкой лежит. Завтра начнем серьезный разговор.
– Подарком? Мне?
– Вообще-то Новый год. Маленьким и послушным девочкам положены подарки.
Венди колеблется, возразить мне насчет маленькой девочки или бежать за подарком. Побеждает все-таки любопытство. Вздернув подбородок, выходит из комнаты. Не сомневаюсь, что за дверями стремглав кидается к елке. Щенок оказался хорошей идеей, слышу, как Венди верещит от восторга, сюсюкает и причитает.
Наконец-то спасительница ведет себя как и должна вести юная особа. Ей бы в куклы играть, а не пистолетом размахивать. Что-то в ликующих криках мне кажется знакомым, я невольно напрягаюсь. Что это мне напоминает? С ходу ничего не проясняется. Скорей всего, это неважное, неяркое воспоминание, если затерялось в глубинах хранилища, именуемого памятью человека.
Можно отмахнуться, но я начинаю методично просматривать хранилище. Сначала крупными мазками: детство, юность, молодость, зрелость. Улыбаюсь, что считаю себя зрелым. Последние события это утверждение опровергают. Жду, вслушиваюсь. Тренированный ум даст подсказку, главное не пропустить сигнал.