И наконец я построил свой Дом. В Абрамцеве. Строил быстро. Постоянно что-то изменял в планировке. Перестраивал. Получилось здорово.
В моём абрамцевском доме всегда было тепло и шумно. Приходили соседи, друзья. Дочка подбрасывала нам на каникулы старших сыновей, в такие моменты на помощь моей жене Эле сразу же из Москвы приезжала Оля – давний и верный друг семьи. Часто заглядывали одноклассница Неймана Наташа Надтел и техник-умелец Евгений Швец.
И конечно же – вечерние посиделки с Ревазовым, Нейманом и Павельевым. Выпито было много.
Так и родились «Абрамцевские истории».
Когда приходит успех, или Сон в зимнюю ночь
В мансардной квартирке на улице Мари-Роз, дом 17, которую я снимал в Париже уже второй год, было холодно и темно. Холодно, потому что я экономил электроэнергию, обогревающую это жилище, а темно, потому что в этой квартирке было всегда темно. Даже если я включал все светильники. Или не все – разницы не было, было темно. На улице шёл дождь, была зима, и Париж из розового весной, тёмно-зелёного летом и красного – осенью, теперь выглядел серым, нахохлившимся и промокшим, как голуби, галки и прочие птицы, живущие рядом с моим мансардным окном. А может быть, это мне всё казалось. У меня был насморк, драло немилосердно горло; из зеркала на меня глядел воспалёнными красными глазами пожилой мужчина с трёхдневной щетиной. Волосы вдруг как-то сразу поредели, настроение было отвратительное.
– Что я здесь делаю? – спрашивал я зеркало. Оно молчало, но могло бы сказать мне, что этот самый вопрос, только по-французски, задавали ему белошвейки и студенты, прачки и молодые ребята непонятных занятий, медсестрички, почтальоны и другие, быстро сменявшие друг друга обитатели этой квартиры. Этот вопрос задавал много лет тому назад русский поэт, живший здесь некоторое время.
Он встал у зеркала, спросил: «Что я здесь делаю?» – и выстрелил себе в висок.
Хозяйка квартиры этот факт, правда, всячески скрывала, чтобы не потерять клиентов.
И мне зеркало не ответило. Я плотнее закутался пледом, подошёл к окну. Из носа текло. «Жениться мне надо, вот что», – подумал я, глядя, как в соседнем доме накрывают на стол. Вечерело. Я зажёг настольную лампу и вдруг неожиданно сел за стол, довольно расшатанный моими предшественниками и предшественницами, равно, кстати, как и диван-кровать, так называемый клик-клак, достал черновики каких-то французских бумаг и вдруг начал писать.