Зимний день постепенно заканчивался. Там, на западе, за чернеющей рощей, таяла алая полоса заката, которая отсюда, из чащи, еле-еле просматривалась. Густо-синий атлас неба становился мрачнее, пурпур и золото сменились темно-изумрудным свечением –прощальный привет угасшего дня. Деревья всё больше укутывались в тёмно-синие сумерки. Казалось, что воздух, который днём был прозрачным, как хрусталь, к вечеру невольно окрасился в красивый, но холодный цвет. Небо тем временем стало ещё темнее. На нём звёзд не было видно, да и сегодня их, наверное, не будет: погода портилась, ветер усиливался, начиналась лёгкая позёмка. Округу совсем заволокло тяжёлыми серо-свинцовыми тучами, снег пошёл намного сильнее, видимость впереди уменьшилась. Ветки елей по обочине тропинки начали, как ватой, покрываться толстым слоем снега. Деда Антипа успокаивало лишь то, что он, по его расчётам, уже подходил к лесному дому. Сильно уставший, шел вперёд из последних сил. Весь промокший от снега и пота, еле передвигал уставшими ногами, скользя по снегу на лыжах. Метров сто по ходу движения сквозь падающий снег он увидел очертание дома, который стоял на большой поляне: «Видно, здесь была когда-то санитарная или комплексная вырубка леса», – подумалось ему. Действительно, впереди, чуть левее тропы, по которой он шёл, показалось строение рук человеческих. Подойдя ближе, он хорошо рассмотрел своё будущее жилище. Домом это сооружение было трудно назвать, но на вид деревянное помещение было ещё крепким и выглядело как добротная лесная хижина с пристройками. Стены были бревенчатые, крыша покрыта шифером, окна деревянные, закрыты ставнями.
«Ничего, жить можно», – проговорил дед Антип, оставшись довольным увиденным. Подход к крыльцу был заметён снегом, и ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы почистить дорожку к входной двери. Лопату для очистки снега он нашёл быстро; хорошо, что заранее расспросил деда Степана, бывшего жителя этой избушки, где что находится. Тот, будучи лесником хозяйства, проживал здесь долгое время в одиночестве – его местные жители за глаза иногда называли лешим. Немного повозившись с замёрзшим замком, он открыл дверь – ключ висел в потаённом месте на гвоздике выше двери.
Зайдя внутрь зажёг керосиновый фонарь, стоящий с левой стороны входной двери на подвесной полочке. Фонарь в простонародье назывался «Летучая мышь». Керосиновый фонарь «Летучая мышь» получил своё название по названию немецкой фирмы, которая разработала этот светильник и первой стала его производить ещё в девятнадцатом веке. Название этой фирмы буквально в переводе с немецкого означает «летучая мышь». Этот тип светильника стал производиться и в СССР, но название так за ним и закрепилось. Дед Антип помнил, что такие фонари использовались ещё в его детстве, когда он жил в деревне. О происхождении таких фонарей ему рассказывал дедушка отца, который был на фронте и дошёл до Берлина.