Дон Кихот велел Санчо подобрать шлем, и тот, взяв его в руки, сказал:
– А тазик, ей-богу, недурен! Стоит не менее восьми реалов.
Затем он передал его своему господину, который немедленно надел его на голову и стал поворачивать во все стороны, ища забрало. Не найдя его, он наконец сказал:
– Должно быть, у язычника, для которого сковали этот шишак, была громаднейшая голова, но хуже всего то, что у этого шлема не хватает забрала и назатыльника.
Когда Санчо услышал, что Дон Кихот называет бритвенный таз шлемом, он едва не разразился громким смехом, однако вовремя вспомнил о том, каков его господин в гневе, и сдержал свое веселье.
– Ты чему смеешься, Санчо? – спросил Дон Кихот.
– Я смеюсь, – ответил Санчо, – думая о том, какой огромной была голова у язычника, которому принадлежал этот шлем: ведь шлем этот как две капли воды похож на бритвенный таз.
– Знаешь, что мне кажется, Санчо? Наверное, этот знаменитый волшебный шлем попал в руки человека, который не мог оценить всех его достоинств. Видя, что шлем сделан из чистейшего золота, он обломал забрало и назатыльник, а из шишака смастерил то, что тебе представляется бритвенным тазом. Ну да все равно. Я-то хорошо знаю, что это за шлем, и мне безразлично, во что его превратили. В первом же селе, где найдется кузница, мы его перекуем, и тогда с ним не сравнится даже тот шлем, который был выкован богом кузнецов для бога войны. А пока я буду носить его и в таком виде, ибо все же лучше что-нибудь, чем ничего. К тому же он вполне может защитить меня от града камней.
– Да, конечно, – ответил Санчо, – если только враги не будут метать камни из пращей, как это случилось при столкновении двух войск, когда у вашей милости вышибли зубы и разбили жестянку с этим проклятым бальзамом, от которого у меня чуть все внутренности не выскочили, чтоб его черт побрал!
– Ничего, Санчо, бальзам можно будет снова приготовить, – ответил Дон Кихот. – Тебе известно, что рецепт я помню наизусть.
– Да и я помню, – сказал болтливый оруженосец. – Но провались я на этом месте, если когда-нибудь в своей жизни стану его приготовлять или пробовать. Впрочем, я не думаю, чтобы мне понадобилось это снадобье, так как я постараюсь никогда не наносить и не получать ран. Сам я в драку ни с кем не полезу, а от всякого, кто захочет со мной драться, удеру без оглядки. Правда, может случиться, что меня еще раз покачают на одеяле, но ведь от такой беды никуда не спрячешься. Тут уж ничего другого не остается, как втянуть голову в плечи, задержать дыхание, зажмурить глаза и предаться на волю судьбы и одеяла.