Зажав рот ладошкой, чтобы не вырваться прямо в зале кафе-бара, я опрометью кинулась в туалет. Пробежала мимо сосущихся в углу Виталика и Лильки и забежала в кабинку. Надо сказать, что кабинка в туалете кафе-баре была единственной. Вторая уже год как находилась на ремонте.
После того как меня стошнило, пришло облегчение. Но пришло ненадолго.
«Ува-ха-ха!» – раздалось откуда-то сверху и прямо на стене кабинки начала расползаться чёрная клякса.
Недолго думая я сняла с правой ноги туфлю и ударила по расползающемуся чёрному пятну. Я тебе покажу Кузькину мать, мерзкая клякса!
– Эй, звездочёт, это ты там? Выходи, очередь, – раздался из-за двери голос Виталика.
К моему великому ужасу, клякса никуда не ушла, а только становилась больше и больше. Каблук был слишком тоненьким, а кулаком я не дотягивалась.
– Уже по времени можно вволю натошниться, сваливай давай, – раздражался Виталик.
Я размахнулась и рискуя повредить туфлю ударила ей по зияющей дыре. Но снова не помогло. Раздался звук работающего перфоратора. Хана.
Я снова и снова ударяла по кляксе, но она всё разрасталась и разрасталась.
– Ладно, сиди, можешь не торопиться, после тебя всё равно уже не зайти, Калашников ты наш, – фыркнул за дверью Виталик.
А дыра становилась всё больше и больше, затягивая меня внутрь как магнитом.
«Жизнь – это череда бесконечной боли с короткими просветами иллюзии радости», – последнее, что пролетело у меня в голове, прежде чем я покинула этот бренный мир, чтобы очнуться в другом.
Пришла в себя лёжа на мягкой траве с зажатой в руке туфлей. Вскочила на ноги и принялась с ужасом осматриваться. Рядом со мной росли кусты крыжовника, на мили вокруг простирался цветущий сад, слева возвышались прорезаемые реками горные массивы, справа зеленел густой лес, а вдалеке утопал в облаках сказочный замок. Было жарко, градусов под тридцать. В конце-то декабря.
Из-за кустов ко мне выпрыгнуло существо, напоминающее полосатую кошку, нет, скунса. Я вскрикнула и запульнула в него туфлей, которую всё это время продолжала сжимать в руке.
Скунс отпрыгнул, а потом возмутился вполне себе человеческим голосом:
– Не убий своего фамильяра!
Я снова вскрикнула. А зверёк продолжал говорить и самое ужасное, что я его понимала.
– Ой, ты наверно испугана. Тебе вырвало из твоего мира как младенца из утробы матери. Но не волнуйся, тут тебе понравится, и я буду всегда рядом, помогать, подсказывать, как и положено фамильяру.