Жизнь для Степана стала приобретать краски. Теперь он раз в два дня брился, оставляя небольшую бородку клинышком и усы. Вновь стал пользоваться пудрой и кельнской водой. От водки, боясь уйти в запой, отказался совсем. Он и самому себе не признавался, что все это он делает ради Натальи. Перед обедом ежедневно в ее сопровождении выходили на прогулку. Проходили не мощеной улицей до ближайшего переулка, а пересекали несколько улочек и выходили к березовой рощице. Побродив немного по осевшему твердому мартовскому снегу, возвращались домой. Степан обычно просил Наталью погулять еще, но та неизменно отвечала одно и то же.
– Я невольна в своих действиях. Я не хозяйка, а прислуга. Мне пора накрывать на стол.
– Кухарка накроет, – с тоской в голосе говорил Степан.
– В этом мире у каждого свое место и свои обязанности.
Обычно на этом просьбы и отказы заканчивались, но этот раз Степан с горечью воскликнул.
– Так что, все это будет продолжаться неизменным? Ведь что-то должно меняться.
– Время течет беспрерывно, но остается неизменным. Потому, что оно течет по течению. Лодкой нужно править самому.
Обычно находилось множество тем для разговоров, но этот раз они возвращались молча. Наталья, прямая и стройная, шла немного впереди. Длинная юбка скрывала ноги полностью, и создавалось впечатление, что она плывет. Степан, хмурый и задумчивый, ковылял сзади. Намек был слишком прозрачным, чтобы не понять его. От него требовали действий, но не давали никакой надежды. Наталья не могла не понимать, что нравится ему, но ни взглядом, ни жестом ни разу не выказала своего расположения. Как тут быть? Может, поговорить с маменькой. Нет, она больна своим дворянским происхождением и вряд ли согласится принять в дом крестьянку. Да и сначала надо с Натальей поговорить. Может, ему этот намек просто померещился. Но поговорить с Натальей он так и не решился.
Шло время. Минула будоражащая кровь и сулящая призрачные, но радужные надежды весна, докатилось до середины знойное лето, но ничего в отношениях Степана и Натальи не менялось. Как и прежде, они перед обедом гуляли, а теперь, когда теплые светлые вечера тянулись чуть ли не до полночи, выходили погулять и вечером. С наступлением тепла молодежь городка собиралась в той самой рощице, куда они ходили еще в начале своих прогулок. Степан с Натальей тоже пошли туда, но не были участниками шумного веселья. Они как чужие наблюдали за плясками и играми, слушали после задорных и забористых частушек лирические страдания, а после грустную песню о несчастной женской доле с ее беспросветной нуждой, пьяным мужем и голодными детьми. Дослушав эту песню, Наталья молча развернулась и пошла домой. Степан с трудом нагнал ее.