Марш! Марш! Люди и лошади в наполеоновских войнах - страница 8

Именно тонкости и позволяли ему быть более раскованным.

Больше правды? Нет, это не так. Правда все равно наполеоновская. Или снова – легенда. Известно, впрочем, что к разговорам с Лас-Казом император даже готовился, а затем и редактировал текст. Здесь есть и последовательность, и структура.

В беседах с О’Мирой значительно больше экспромта. Темы чаще всего появляются почти случайно. «Ответвления», по воле императора, могут быть любыми. Размышления о лошадях именно так и появились. И не стоит мучительно искать ответ на вопрос – почему он вдруг заговорил о лошадях? Почему начал с религии, перешел к животным, а закончил, как обычно, констатацией факта? Губернатор Лоу – натуральный злодей.

Как появились лошади? Неожиданно. Прискакали. Галопом. Искал пример – нашел. В свойственной ему манере. Можно делать выводы? Только не далеко идущие.

С уверенностью можно утверждать одно. Никакой гиппофобии, боязни лошадей, у Наполеона не было. Как не было и айлурофобии, то есть боязни кошек. Тоже нередко встречающийся миф.

Что насчет любви к животным? Сложнее? Да не очень-то. Собачку Жозефины, пуделя Фортюне, он точно терпеть не мог. Было за что. Брачную ночь чуть не испортил, за ногу укусил. Редкий пример сильных чувств.

Однако в целом к животным Наполеон относился весьма спокойно, если не сказать равнодушно. Хотя безусловную ценность тех же лошадей понимал. А любовь… На сильные чувства он, конечно же, был способен, но, в отличие от считающегося бесчувственным Веллингтона, сочинять эпитафию для любимого коня вряд ли бы стал.

Он рассказывает О’Мире об одной из своих лошадей. Хвалит, но имени ее не называет. Забыл? На память император никогда не жаловался. Он просто рассуждает отстраненно, и именно это – очень показательно. Почти все думают, что Наполеон говорит о Маренго, но – не факт. Совсем не факт. Дальше мы поймем почему. Про «любимых лошадей» тоже узнаем.

…У знаменитой картины Давида два автора. Художник нарисовал, заказчик сказал, как нужно. И мы до сих пор не знаем, кто из них решил, что лошадь должна быть белой.

Первая «своя» лошадь появилась у Бонапарта только во время осады Тулона. Имени ее мы не знаем. Что-то особенное? Считается, что она также была