– Сразу после сентябрьских нон, – ответила она, понимая, что это лишь предисловие. Слишком все напряжены вокруг, а император так вообще, как будто не в себе. Его рука, сжимающая обрывок папируса, чуть заметно дрожала, другая – нервно теребила складки тоги.
– Кто заботится о тебе сейчас, после смерти мужа? Женщина не может долго оставаться сама по себе, тем более в твоем положении.
Юлия решилась вскинуть на цезаря взгляд. Может быть, она здесь из-за чьего-то корыстного желания жениться на ней? Может быть, Домициан всего лишь решил ее просватать? Но нет. По лицу императора понятно, что эти вопросы он задает без интереса, его мучает что-то другое.
– Мой избранник сейчас в дальнем плавании, – честно призналась она, – После его возвращения мы немедленно сыграем свадьбу. А пока, в его отсутствии и в отсутствии любимого брата, я неустанно молюсь Юноне о поддержке и защите, приношу в ее храм на Капитолии щедрые дары.
– Твой брат… – вымолвил цезарь, – Почему он не принимает участия в твоей жизни? Что за нужда прогнала его из Рима?
Юлия невольно вздрогнула. Все-таки ее подозрения оказались верны. Сколько неподдельного интереса вдруг появилось в голосе императора. Только ему ли не знать почему Корнелия сейчас нет в Риме.
– Мой брат непременно позаботился бы о моем благополучии, если бы мог оставаться со мной, – печально произнесла она, – Но тебе, государь, больше других должно быть ведомо, почему он уехал и почему не может вернуться.
Домициана передернуло от ее дерзости. Она действительно очень похожа на брата и не только внешне.
– Хочешь обвинить меня в его изгнании?
Голос прозвучал очень мягко, но в этой мягкости Юлия услышала скрытую угрозу.
Ей было очень страшно. В Риме, что ни день, кого-нибудь хватали на улицах или прямо в уважаемых домах, кидали в застенки, пытали. Еженедельно в Амфитеатре Флавиев проходили изощренные казни. Не далее, как три дня назад центурион увел ее давнего знакомого Клодия, мужа Ливии, и с тех пор он томился в темнице. Ливия, поблекшая, напуганная, просила Юлию хоть что-нибудь сделать, помня, как много у Юлии знакомых в сенате. Но Юлия ничего не могла. Ни один сенатор никогда не пошел бы против воли императора даже ради ее прекрасных глаз.
Юлия боялась настроений сидящего перед ней на троне человека. Его власть сейчас была абсолютной. Его воля беспрекословно исполнялась. Она понимала, что неуверенность и страх за себя и свой трон делают его таким. Он боялся врагов, уничтожал врагов и плодил врагов своими неразумными поступками. Но поделать с этим никто ничего не мог. За императором стояла вся армия и особенно его любимые преторианцы.