Два месяца пролетели как один сплошной кошмар. Жанна превратилась в отшельника. К возвращению Кристины она уже съехала из прежней квартиры – каждый предмет там напоминал о пережитом кошмаре, о разбитых надеждах, о боли, которую она пыталась забыть, но которая въелась в стены, в мебель, в воздух. Она почти не выходила из дома, общалась только с необходимым минимумом людей, взяла академический отпуск в университете – её идеальное будущее, полное блестящих перспектив, рухнуло за один ужасный день. Вернуться домой к родителям в таком состоянии она не решалась – стыд и чувство собственной никчемности давили на неё с невероятной силой.
Теперь она снимала крошечную квартиру-студию у пожилой женщины, в каком-то забытом Богом уголке города. Денег едва хватало на жизнь. Работа фрилансером приносила мизерный доход, а должность оператора-продавца в малоизвестной косметической компании оставляла после себя только усталость и пустоту. Её жизнь превратилась в серую, беспросветную рутину, где каждый день был похож на предыдущий, а будущее выглядело таким же тусклым и бесцветным.
Несмотря на прошедшее время, Жанна продолжала винить себя. Её разбитое сердце не заживало, а раны, нанесенные Никите и Марком, кровоточили вновь и вновь, вызывая приступы отчаяния и самобичевания. Она корила себя за слабость, за неспособность справиться с произошедшим, за то, что не смогла собрать себя по осколкам, за то, что позволила жестоко разбить свою жизнь и себя саму. Внутри неё поселилось глубокое чувство безнадежности, убеждение, что она никогда больше не сможет быть прежней, что её будущее навсегда искалечено, и она никогда не сможет его исправить.
*****
Состояние Никиты стремительно ухудшалось. Кошмары, прежде редкие и нечеткие, теперь стали еженощными спутниками, превращая сон в мучительный кошмар. Таблетки, которые когда-то приносили облегчение, теперь оказывались бессильными. Он чувствовал, как психическое напряжение нарастает, сдавливая его голову тисками. Доктор, к которому он обратился за более сильным успокоительным, покачал головой, строго посмотрев на Никиту. «Эти препараты нанесли непоправимый вред вашему мозгу», – сказал он, голос его был полон сожаления, но и твердой решимости. – «Вам нужно справиться самому. Помните время когда я был в отпуске? Тогда вы обошлись без них целый месяц». Никита помнил. Помнил месяц без таблеток, без кошмаров, без тех ужасных срывов, которые теперь терзали его. Он помнил чувство полной свободы, ясность мысли, прилив энергии. Даже секс в тот период был другим – не животной потребностью, не способом снять напряжение, а настоящим удовольствием, спонтанным и желаемым. Женщины, с которыми он проводил время, восхищались им, повторяя снова и снова, как он прекрасен, как он силен, как он желанен. Но даже это не заполняло пустоту, оставшуюся после Жанны. Ему нужна была именно она – та, кто не понимала его величия, кто отвергла его. И он осознал, с мучительной ясностью, что Жанна, в своей наивности, даже не догадывалась, как ей повезло.