Услышав такую речь от своего благоверного, Клавка плюхнулась на лавку, ничего, практически, не понимая. Её ли это муж, от которого она привыкла ежедневно слышать: «Клавка, жрать подавай, курва ты неповоротливая!», или его кто-то подменил? Да нет, ведь похож точь-в-точь и та же бородавка на шее и те же штаны с оторванным задним карманом.
– Миш, а ты здоров ли? Может кто тебе по башке чем треснул?
– Я совершенно здоров физически и психически, и никто мне не наносил травмы головы. Только крайне голоден и готов продолжать дискуссию с тобой только в процессе утоления голода.
Это Клавка, наконец, поняла и кинулась накрывать на стол, а Михаил пошёл умываться и переодеваться. И вот он за столом и, не отрываясь, ест, а Клавка сидит напротив и, не моргая, смотрит на мужа.
– Миш, а что вы там делали-то четыре… ну ладно, целый день? Может скажешь или секрет там у вас?
– Хорошо, слушай. Мы там собрались, сообща обсудили создавшуюся ситуацию в деревне и в наших семьях, и пришли к следующему выводу: наша жизнь несёт на себе явственный отпечаток бедности, бездуховности и ограниченности. Мы утратили навыки трудолюбия и честности, переданные нам предыдущими поколениями, а это прямой путь к полной деградации и к вырождению, как нации.
– Миш, – не выдержав, прервала его Клавка, – я чёт ничё не поняла. Скажи по-нашему, что там с нашей жизнью не так?