Капитан Ругон и майор Жёв внимательно следили за Омаром. Для них он был словно игрушка или же подопытный кролик; глиняная масса, из которой можно слепить все, что угодно. И вот, когда Омар исполнил свою часть уговора и повторил трюк шпагоглотателя на плацу оранской крепости, они признали, что молодой араб сможет послужить на благо Франции, а также в их личных интересах. Омару дали возможность свободно передвигаться по территории всего гарнизона, работать в кузнице и даже участвовать в вылазках против берберских пиратов, которые, к слову сказать, не особо-то хорошие отношения имели и с арабскими племенами, временами грабя их суда и прибрежные деревни. В общем, жизнь у Омара, можно сказать, понемногу налаживалась. Вместе с тем, он продолжал оставаться де-юре безвольным пленником, которому лишь создали иллюзию свободы, а на деле лепили из него идеального француза арабского происхождения, готового умереть за своего императора и отречься от прошлого. Впрочем, тогда у всех в этом не было сомнений. Даже у самого Омара.
Теперича следует перенестись на три года вперед. Омар, человек религиозный до той степени, от которой обычно начинают отсчитывать фанатизм, но не погруженный в его отравляющие болота, поскольку обладал умением отличать истинное учпение от лживых перефраз, исходивших из уст и текстов многих проповедников джихада12 и ваххабизма13, очень много времени уделял молитвам. Поначалу совершал он намаз в своей комнате, в которой спал и трапезничал. Ему было очень неудобно и стыдно перед самим собой и Аллахом за это – о мечети он мечтал. Городская мечеть Орана располагалась далеко от крепости – идти до нее приходилось около получаса быстрым шагом. Однако, получив от Жёва разрешение один раз в день ее посещать, Омар не думал о расстоянии и времени, потраченном на путь. Очевидно, что Омара старались переманить в католическую веру, и все время, пока ему был запрещен выход из крепости, ему неоднократно предлагали посетить гарнизонную капеллу, понаблюдать за мессой и чтением молитв, но Омар вежливо (насколько это было возможно) отказывался и давал понять, что готов перенять всю французскую культуру, быт, язык и манеры, но только не веру. Поняв, что обратить молодого бен Али в католичество не удастся, Жёв и гарнизонный капеллан смирились и прекратили его донимать.