Наконец, Омар, в очередной раз измерявший толщину клинка (к тому времени было уже далеко за полночь), внезапно замер. Его небесно-голубого цвета глаза засверкали столь же внеземным светом, а дыхание замедлилось, вместе с тем, страшно заколотилось сердце, готовое бить в набат, словно колокол Собора Парижской Богоматери. Подобная реакция могла означать только одно – успех. Непременно, это был успех. Что же это еще могло быть? После стольких попыток, после стольких неудач, когда омар начал думать, что никогда не достигнет цели, – она была, наконец, достигнута. Ох, какое же это приятное, обволакивающее чувство. Не веря своим глазам, Омар почти пять минут молча вглядывался в получившийся шедевр. Действительно, толщина выкованного клинка не превышала даже миллиметра, чем поражала сознание молодого араба, который, опомнившись от счастливого ступора, с улыбкой, излучавший невидимый яркий добрый свет, поспешил закрепить полученный разультат, чтобы потом не возникло трудностей с изготовлением второй (и, может быть, еще многих) шпаги. Преисполненный здравой гордостью за самого себя и за свой успех, Омар, однако, вспомнил и о Фуле: «Вот старый плут, ведь прав оказался со своим советом! Если б не он, возможно, и не добился бы я нужного результата!»
Закончив работать с первым клинком, Омар решил довести дело до конца (а именно: изготовить второй клинок и изготовить две полноценные шпаги) на следующей неделе. Сейчас же он захотел передохнуть. Совершив недолгий намаз, бен Али уселся в кресло Фуле. Не обращав раньше внимания на кузницу и относившись к ней лишь как к удобному рабочему месту, Омар сейчас, в поздний пятничный вечер, для себя осознал, что ему приятно находиться здесь. Да-да, уважаемый читатель, не просто удобно, а именно приятно. Огонь потрескивал в горне, оттуда же исходило тепло, согревавшее громадное тело молодого араба. В землях с климатом, подобным алжирскому, по обыкновению погода имеет странную забаву: дни и ночи разительно разделять температурой воздуха. Днем градус по Цельсию изредка опускался ниже тридцати градусов, а вот ночью едва дотягивал до десяти со знаком «плюс». А потому огонь из горна пришелся очень кстати Омару, позволив по-настоящему расслабиться и безмятежно глядеть вверх – на звездное небо, без единого облачка, абсолютно чистое и яркое, но, вместе с тем, темное, будто бездна – неизвестная и таинственная. Усеянное сотнями (а может быть и тысячами) белоцветных светил, это небо заворожило Омара с той же силой, с какой заворожил его результат успешного труда. Омар, изучив несколько древнеперсидских и арабских текстов по астрономии, а также прочитав работы Коперника, Браге, Галилея и Кеплера, обладал достаточно глубокими знаниями в этой области и имел четкое представление о звездах. Он понимал, что, вероятно, звезды на самом деле имеют колоссальные размеры и отличаются по цвету. Не вдаваясь в подробности самой астрономической науки, бен Али с интересом представлял, как могли бы выглядеть столь далекие объекты. Ночное небо также напоминало ему пустыню с ее бесчисленными миллиардами песчинок, среди которых не было ни одной одинаковой. Пустыня, известная под интернациональным названием «Сахара»