Он потянулся к этому звуку всем своим сознанием.
И звук утянул его за собой. Последовал взрыв сознания. Потому что звук обрел цвет, насыщенность, объем, оттенки. Он стал всем.
Драмар перестал быть. Его унесло.
Звук создавал объемные картины жизни. Это было совсем другое видение реальности, невозможное для существа со зрением.
Моя жизнь! — прозвучал голос одного из стариков.
Жизнь была однообразна, как всякая жизнь, но со своими мелкими оттенками. Только спустя десяток мгновений Драмар понял, что видит иной мир. Мир вибраций.
Именно так троглодиты чувствовали мир. Постигая его через поверхность. Именно для этого и нужны были гладкие стены. Они еще больше усиливали их ощущение мира, сглаживали неровности.
Кроме того, троглодиты не любили эхо и отзвуки, которые неизбежны при природных неровностях тоннелей.
Мир вибраций формировал совершенно другую картину мира. Заставлял чувствовать иначе. Тоньше. Болезненнее. Вечная слепота тьмы никуда не делась, но она раскрашивалась другими ощущениями, неведомыми Драмару.
Вибрации, словно бесконечная резонирующая струна проходили по всему его телу – от кончиков пальцев до мочек ушей, они обостряли чувствительность, заставляли дрожать в попытке уловить реальность чужака. Троглодиты были одним оголенным нервом. От картин, воспоминаний жизни старого троглодита Драмару становилось больно. Время то ускорялось, то замедлялось.
Это существование — странное, ненормальное, было по своему удивительным. Как если бы у Драмара вдруг появились другие глаза, другие чувства, другая пара ушей и органов чувств. Недостающих органов.
Он не знал сколько это длилось. Просто в один момент его выбросило в темное пространство, где парили эти темные фигуры.
Тишина вернула ему хоть какое-то ощущение себя. Потому что он до того погрузился в тот “звук”, что чуть не потерял собственное я в жизни троглодита.
Нр не успел он окончательно “протрезветь”, как раздался другой звук, чуть выше предыдущего. И Драмар уже знал что делать.
Следующая жизнь.
А потом еще одна. И еще одна.
Каждый старик делился с ним своей жизнью. Возможно не всей. Возможно это была лишь часть воспоминаний. Но эта была великая честь. Не надо было это объяснять. Это и так интуитивно было понятно.
Когда каждый из семи отдал свое. Они теперь ждали.
Ждали ответного.