Жизнь шла своим чередом. Я ждала место в детском саду. По вечерам, в хорошую погоду, под строгим папиным присмотром катались на машине. По выходным – парк с любимыми аттракционами, не забывали и про музей. Родители читали нам книги, а затем по картинкам мы старательно пересказывали друг другу то, что удалось запомнить. Такое занятие, особенно в плохую погоду, пришлось нам по душе. Мы с головой уходили в сказочный мир. Правда, сказки получались намного длиннее и замысловатее, ведь каждый додумывал что-то своё.
Как-то вечером папа читал сказку, и неожиданно заявил: нужно учить стихи, потом рассказал коротенькие четверостишья. Я слушала его с недоумением. Иногда родители прямо из кожи вон лезут, играя во «Взрослые – дети». Наивные. У меня скоро день рождения: шесть лет – совсем не мало. Не стоит обращаться со мной, как с маленькой. Четверостишья оставьте тем, кто под стол пешком ходит. К тому же я побывала в отпуске, спасла от крушения самолёт и научилась делать выводы. Какой-то жизненный опыт уже есть. Нужно учиться мыслить масштабно, как в песне.
– Па, когда ты был как я, какие стихи учил?
– «Бородино» Лермонтова. Наизусть.
– А «Бородино» – масштабное?
– Да. Поэма о битве за Москву.
– Почитаешь? – я по достоинству оценила масштаб.
В трезвом состоянии от завоевания Москвы папа старался увильнуть. Футбольные «баталии» по телевизору не оставляли вечером свободного времени. Зато под «градусом», как говорила бабушка, папа заливался соловьём. И тогда сражение, которому без малого два века, представало перед нами во всей красе.
– Скажи – ка, дядя, ведь недаром
Москва, спалённая пожаром
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!
– Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри – не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!
Эмоциональное прочтение знаменитой поэмы в папином исполнении выводило из себя не только бабушку, но и маму. Наверное, виною всему – кухня, здесь и развернуться толком негде. Зато всех тянуло сюда, как магнитом.
Папа читал наизусть увлечённо, с чувством, местами пропуская кое-какие детали. Видно, подводила память. Но читал он с душой, будто битву эту сам прошёл вдоль и поперёк. Причём не один раз. Стоило ему окончательно вжиться в образ, как голос начинал дрожать, а на глаза наворачивались слёзы. Битва набирала обороты. Наступал мой любимый момент. Я слушала с широко открытыми глазами, а челюсть от удивления отвисала сама. Более благодарного слушателя папа не видел за всю жизнь. Он старался изо всех сил, иной раз подскакивал со стула и махал то ли штыком, то ли саблей, то ли чем-то ещё. Потом замолкал, поджидая треклятых французов у окопов, а когда успокаивался, снова погружался в воспоминания о былом. Папа сильно походил на актёра, только вместо декораций – кухня, да и зрителей: раз, два и обчёлся. Но зрелище от этого хуже не стало. Неизвестно, куда бы завела нас дорога войны, но терпение у бабушки лопнуло. Она прервала папу коронной фразой: