Но записку не выбросил, а положил в ящик стола.
Близких друзей у Айвена не было, лишь знакомые из круга художников. Раздумывал, с кем бы поделиться этим случаем, но вспомнил слова индуса – «ни в коем случае не рассказывайте никому о нашем разговоре» – и решил эту тему ни с кем не обсуждать. Отчасти потому что самого могли бы принять за чокнутого.
Вечером посетил клуб, где собирались художники, писатели и поэты. Многие, как и он, давно лишены дара, но мнили себя великими мастерами. Они сидели за столиками, попивали вино, курили кальян и пытались произвести друг на друга впечатление.
– Привет, Айвен! Как прошла твоя выставка в Калькутте? Видел сегодня в новостях твое интервью.
– Все хорошо. Публика там восприимчивая, советую и тебе провести там выставку.
– А что скажешь насчет Парижа?
– Скажу, что там уже пресытились нашим творчеством, таких ничем не удивишь.
Надолго в клубе не задержался и сбежал после второго бокала вина.
На следующее утро просмотрел интервью с калькуттской выставки и отметил, что во время обзора на стенах музея не оказалось лучших картин – цикла «Тримурти». Прокрутил запись три раза и убедился в этом – на том месте, где они были установлены – висели другие полотна.
Айвен стал искать информацию о своей выставке, но нигде не нашел упоминания об этих картинах.
В голове скользнула мысль – это первая странность, предсказанная Ранджитом Тхакуром? Кто-то вырезал информацию о «Тримурти»? Но зачем? И есть ли в этом связь с самим Ранджитом? Нет, это бред!
К вечеру трилогия исчезла из всех каталогов мира, а творческая биография Айвена Итана теперь начиналась не с «Тримурти», а с более поздних картин. А это уже было не странно, а страшно. Созвонился с музеем, где хранилась коллекция, но выяснилось, что там ничего не знают о «Тримурти».
Через день с ним связался заказчик, который всегда покупал пейзажи, и заказал портрет. Портретов Айвен никогда не писал. Он был пейзажистом. Если не считать первой трилогии, созданной в жанре сюрреализма, – то все его картины – пейзажи. И заказчик должен это знать. Айвен отказался, сославшись на занятость.
Он ничего не понимал. Что случилось с этим миром? Что сдвинулось в нем? Куда делись его картины? Зачем пейзажисту рисовать портреты?
Странные вещи продолжали происходить на протяжении недели. Жизнь Айвена начала меняться. Казалось, что даже память заново форматируется, становится иной. Уже и не вспоминал о своих первых картинах. И уже почти был готов взяться за портрет, хотя никогда раньше их не писал. Его приглашали на ток-шоу «Готовим вместе», на выставки домашних животных. Он не умел готовить и не любил животных, и не раз говорил об этом, отвечая на вопросы интервьюеров.