«У меня был второй сеанс психотерапии. По-моему, все зря, я основное время молчу, не могу сформулировать мысль. А он ждет, вопросы задает, а мне хочется, чтобы он заткнулся!
Короче помолчала за три тысячи. Можно было бы вина купить на эти деньги. Пить не хочу. Пробовала – не лезет. Сижу дома, отключила телефон и сижу в кровати. Я ничего не хочу, лень двигаться. Надо бросать эти таблетки.
Мама мне тут в храм предложила сходить, к крестной съездить. Ха-ха! Вот уж куда я точно не пойду».
Течет вода, слышен звон посуды. Открывается холодильник, булькает жидкость, она что-то наливает в стакан.
«На работе мрак. Все такие психованные. На меня орали всю неделю. А в чем я виновата? Они думают, что все из-за логиста, а то, что груз арестовали на границе – на это всем плевать. Ищут другого человека, я же не справляюсь. А еще я тарифы выдумываю, раньше же цены другие были. Мудаки, пусть увольняют. Я с них три оклада выбью, уже документы в суд подготовила».
Пьет и икает. Смеется. Наливает еще и солит или перчит, трещит мельница. Долго размешивает и медленно пьет.
«Кадровичка тут подкатывала. Она щупает, когда я свалю. А я не свалю, пусть сокращают. Мне тут начальник пригрозил аттестацией. Ну-ну, пусть проведут. Я их в суде размажу, то же мне, комиссия. Деньги у меня есть, поживу без «любимой» работы полгодика.
Надо ремонт доделать, потолок сделать, а то эти сопли с лампочками достали. Мама говорит, что я живу в бомжатнике. Ну и ладно, зато в своем бомжатнике».
Чем-то хрустит, давится и смеется. Отстукивает пальцем марш, тихо напевая.
«У меня есть друг. Я тут подумала, что единственный. Я его никогда не видела, а он меня видел. У нас в подписи фотки висят, бесящая тема. Мы по работе сошлись, потом просто стали переписываться. Я не хочу встречаться, он походу тоже. Обидно, может, он женат? Я не спрашивала.
Короче я ему настрочила письмо, вылила все, что думала. Хотела даже первую запись дневника отправить – вот я, голая, без кожи. Страшно?
Мозгов хватило этого не делать. Я горда собой, сдержалась. А так хочется просто поныть кому-нибудь, а некому. Так грустно и одиноко, а еще страшно».
Запись прерывается.
«Это снова я. Привет мне от меня – Ритка, ты супер. А я? А я так себе. Он вчера ответил, написал, что все на нервах, кто-то хочет эмигрировать. Мрак, короче. Он против войны, не то, что я. Мне все равно, я этого не понимаю и не хочу разбираться. Мне своей боли хватает, да и что от меня толку?