В дверь едва слышно постучали. В проеме показалось голова Зойки. Озабоченно и встревожено она уставилась на сидящую на кровати Лёку.
– Тебе кто вставать разрешил?! – шепотом спросила сестра. Другого Лёка от всегда правильной и четко следующей инструкциям сестры не ожидала.
– А ты что шепотом? – задорно спросила она Зойку.
Сестра облегченно рассмеялась.
– Вижу с тобой – порядок. Все такая же – вопросом на вопрос отвечаешь… – и посерьезнев, добавила – … ты как? Когда мне Гольберг позвонил – я чуть с ума от страха не сошла. Мерзавец! Втянуть тебя в такое!
Мгновенно вернувшись на землю от всплывших воспоминаний, Лёка, не дав договорить, выпалила:
– Родителям говорили?!
– Ты что?! – Зойка обиженно надулась, – я твою выучку знаю! Как видишь, приехала сама разобраться в серьезности ситуации, а уж потом стариков тревожить! Всегда ты так – меня недооцениваешь!.. – и спохватившись, продолжала. – И все-таки, рассказывай, как ты? Врачи говорят – ты здорова, как бык, они таких еще не встречали, но ты знаешь… видела я эту медицину… говорят одно – на деле другое…
Зойка тараторила и тараторила. Лёка к своему великому удивлению поняла – сестра волнуется и очень… соскучилась… Раньше она таких проявлений любви не припоминала. Правда, и пострадавшей от взрыва она была тоже первый раз.
Лёка сидела и слушала. Радость от столь затянувшейся встречи с сестрой радовала сердце. Как ни странно, но именно сестра была ей гораздо ближе родителей. Нет… Их она тоже любила. Но они всегда, почему-то, оставались далекими. Родители никогда не понимали ее до конца. Они не приветствовали ее увлечения ни парашютами, ни модельным бизнесом, не нравилось им и ее поступление на спортивный факультет… Хотя? Сказать, что ее понимает сестра, Лёка тоже не могла, но это было по-другому. Сестра не разделяла ее взглядов, но всегда их уважала и всегда оставалась тем человеком, с которым Лёка могла поделиться практически всем.
А сестра все рассказывала и рассказывала. Какая Лёка авантюристка – ввязалась непонятно во что, и как она из-за этой авантюристки прекрасно отдохнула на море, и как ругались и радовались родители, плескаясь в соленых морских волнах…
Лёка слушала и размышляла: «Как странно… За все время разлуки она говорила с Зойкой не менее полдюжины раз, а с родителями – только накануне их вылета». Быть по умолчанию изгоем в собственной семье она привыкла, но в свете новых событий, это тщательно отгоняемое знание отозвалось тоской в занывшем от одиночества сердце.