– О, вот и Борис пришёл! – сестра в элегантном простом платье, которое, за версту было видно, стоило немалых денег, двигалась мне навстречу.
– Привет. Я вот с подарком, куда поставить?
– Боже, что это такое? Не говори мне, что ты снова купил ей бальное платье! Сделаешь из неё принцессу-недотрогу, и так уже на кривой козе не подъедешь!
– Да, конечно, это моя вина, – как мог, съехидничал я. – Только я тут её балую, а вы держите на хлебе и воде.
Сестра пропустила всё это мимо ушей, с удовольствием рассматривая подарок сквозь окошко в коробке. Мы с ней близнецы и знаем друг друга буквально всю свою жизнь.
– Иди к мужчинам, они там на террасе с коньячком и сигарами, с дамами тут не задерживайся, дамы у нас все глубоко замужние.
Это была вечная тема: мои бесчисленные любовные подвиги, существующие и придуманные.
Она аккуратно поставила коробку с платьем на самое видное место среди чужих подарков и уже было повернулась уходить, но остановилась и, поймав мой взгляд, тихо спросила:
– У тебя всё в порядке? Что-то не так.
Это была наша кодовая фраза. С детства мы так выражали беспокойство, смутную тревогу, волнение и страх. Отвечать полагалось не «всё норм», а со всем вниманием и заботой. Мы друг друга поддерживали.
Я выдержал её взгляд:
– Да ничего страшного, ерунда какая-то выскочила, надеюсь, не спидифилис.
– У врача был?
– Нет ещё, но записался на понедельник, не волнуйся, – не моргнув глазом солгал я.
В этот момент её позвали. Уходя, она ещё раз обернулась на меня, и было видно, что её тревога не рассеялась. Но я уже воспрял духом. Действительно, что я так дёргаюсь, схожу к врачу на неделе, не такая уж и большая эта штука. Перед выходом из дома я заклеил её самым гигантским пластырем, который нашёл, и теперь почти не чувствовал зуда.
Выйдя на террасу, я с удовольствием набрал полную грудь воздуха с лёгким ароматом скошенной травы и примесью сигарного дыма. Люблю бывать в гостях у этой семьи. Здесь я всегда расслабляюсь, отключаюсь от текущих дел и купаюсь в лучах любви и заботы, заполняющих каждый уголок этой уютной просторной обители. Может быть, дело было в том, что в этом доме мы выросли, хотя, конечно, от старого дома мало что осталось. Если честно, ничего от него не осталось. И это было хорошо. Воспоминания не мучили.
После смерти отца мы с ней, не сговариваясь, разделили недвижимость: она забрала дом, я остался в городской нашей квартире. И оба почти одновременно поняли, что не можем в них жить. Она затеяла глобальную перестройку, в результате которой всё приобрело совершенно иной стиль, размер, цвет, даже запах. Нетронутым остался только кусочек земли у воды, где она сохранила всё как было. Даже краску для старой лавочки она нашла ту же самую, синюю. Здесь прошли детские, самые безоблачные наши времена.