– Ты знаешь, дед, надоело. Сижу, блин, как в курятнике, яйца просиживаю.
– Ошибся, внучек, – дед так шутливо его называл. Никаких родственных связей между ними не было. – Яйца в курятнике высиживают.
– Один хрен! – чертыхнулся Демид. – Да и ты со мной как наседка. Взрослый я уже стал. Пора выбираться.
Дед достал из старого кухонного шкафа бутылочку наливки с прошлого лета. Крышку откупорил, поднес к носу. Довольный поставил на стол. Выудил две рюмки, наполнил жидкостью. Сладковатый аромат черноплодной рябины разлился по кухне.
– Бери, – толкнул рюмку Демиду. – Бахни для храбрости.
Демид нахмурился, недовольный такой формулировкой. Ему-то для храбрости? Дед явно прикалывается. Но рюмку взял и моментально опрокинул в рот. Ощутив горечь на языке, сказал сипловатым голосом:
– Кажется, крепче стала.
– До срока дойдет точно. Градусов до сорока пяти. Может, и больше, – похвастался дед. – А было дело – до шестидесяти гнал. Сосед у меня тогда был. Как я аппарат заводил, так он сразу унюхивал. И все дни у моих окон протирался. Пока жена его за шиворот не сгребала и пинками домой не тащила.
– Что же это за мужик такой, что бабе позволял себя пинать? – недовольно хмыкнул Демид.
Дед голову склонил и на Демида посмотрел хитро, с прищуром.
– А самый обыкновенный мужик. Как и вы все.
Раззадорить хотел. Демид это потом понял. А первой реакцией была злость. И готовность держать ответ. Как это так – дед намекнул, что он такой же каблук, как и все?
– У меня бабы нет, – напомнил Демид, сцепив зубы. – И заводить её не собираюсь.
– Верю, – дед вновь наполнил рюмки. И Демид понял, что тот ему ни черта не верит. От этого разозлился ещё больше.
– Зачем ты вообще этот разговор завел?
– Так ты сам, – напомнил дед, – первый начал. Сказал, что валить отсюда хочешь. Засиделся. А я помню, как ты раньше говорил, что свалишь тогда, когда сведения соберешь. Чтобы подготовиться к встрече.
Пришлось признать, что так и было.
– Ну, так что ты сведения собрал? – уточнил дед.
– Почти, – отвернувшись к окну, Демид молча залил в себя сорок градусов настоянной черноплодки.
Кружились листья. В деревне их никто не убирал. Асфальтов, тротуаров нет. Кому они тут могут помешать? Каждое утро, выходя во двор, Демид нарочно шуршал листвой, поддевал её ногами. Порой хотелось завалиться на спину. Пофиг, что одежда сразу бы намокла от влаги, не успевающей просохнуть. Зато повсюду листья – над головой, под ногами, повсюду. Всем миром правили листья. И это было круто. Первый раз в жизни это было круто.