Как ни ожидал Паша начала штурма, как ни был к этому готов, звонкий гомон грубых требовательных команд, разорвавший утреннее умиротворение, прозвучал неожиданно даже для него:
– Всем лежать! Мордой вниз! Руки за голову! Пальцы в замок! Не двигаться, суки! Живо на пузо лёг, я сказал! Перед собой смотреть!..
– Пошли! – Игорь, выхватывая пистолет, перемахнул через кусты, на ходу радостно выкрикнув: – Тут они, голубчики! Молодец, Пашка, угадал!
Все четыре «пуповины» резко втянулись в дом, вокруг которого сразу образовалась тяжёлая атмосфера, оставляющая неприятный осадок.
Омоновцы выволакивали задержанных, бесцеремонно укладывая в ряд на сырую от утренней росы землю. Убийцы выглядели обыкновенными молодыми людьми, каких много в каждом городе или посёлке. Только чёрный шлейф за плечами, словно развивающиеся на ветру крылья архангела, оценить вид которых из всех присутствующих мог один Павел, выдавали истинную природу молодчиков. На лицах растерянность, ошеломление, и… страх. Интересно, это люди боятся, или Мраку ничто человеческое не чуждо? Вряд ли ему по нраву сидеть в арестанте, запертом в четырёх стенах, на протяжении нескольких лет. Никакого куража.
Довольный Игорь суетился между омоновцами, а те сковывали обездвиженных преступников, старательно, с нарочито чрезмерным усилием сдавливая на запястьях наручники. Брагину мешал пистолет, который он держал в руке. Зря достал, наводить ни на кого не пришлось. Как видно, Игорь не привык напрасно обнажать оружие, потому, поймав на себе угрюмый взгляд одного из убийц, наклонился, сунул ствол ему под нос.
– Ну что, козёл, натворили делов, и в бега? И как? Получилось убежать? Дурачьё. Мы бы вас и на краю света достали.
Ответа он не дождался. Преступники предпочитали отмалчиваться. Они не пришли в себя после захвата. Это проблематично, когда без плавных переходов кардинально меняется обстановка, и тебя выдёргивают из казавшегося безопасным дома, где ты только что мирно спал, кидают лицом в грязь под давящий на спину ботинок омоновца. Вот и получается, что устраивались парни на ночлег вольными птицами, а проснулись со скованными за спиной руками и с перспективой надолго обосноваться в местах не столь отдалённых, начиная с этой минуты. Отныне волю им предстоит видеть только в грёзах на протяжении примерно пары десятков лет. Понимая всё это, вряд ли у кого-нибудь возникнет желание поболтать. Тут и с подельниками говорить не захочется, не то что с ментами, которые тебя же и сцапали.