Фарфоровый маньяк - страница 7
«Филип Хоконсен, восемь лет. Пропал по дороге в школу три дня назад. Родители подали заявление в полицию, сейчас идет оперативный розыск ребенка. Просьба сразу же сообщить в полицию, если вы его увидите, или узнаете любую причастную к мальчику информацию» …
Наконец, Рикке замечает меня в проходе и спешит выключить телевизор. По моим широко открытым красным глазам и трясущемуся телу они все понимают. Ханс приближается, но я замечаю проскакивающие нотки осторожности в его действиях. До сих пор не понимаю, как он может настолько меня бояться, а главное, почему.
– Еще неизвестно, что с ним случилось! – твердо шепчет мне мужчина, перехватывая за кисть и уводя на кухню. – Умойся холодной водой, полегчает – советует он и отпускает мою руку.
Но я не понимаю, как мне может полегчать. Я видел его своими глазами. Филип был именно таким, как большинство из нас. Разумеется, за шесть лет были случаи пропажи детей, но ни разу не совпадали все детали.
– Его ведь не нашли – процеживаю сквозь зубы я. – Его так и не нашли!
Вторую фразу буквально кричу Хансу в лицо. Как он может говорить такие глупые вещи, когда все настолько очевидно?!
– Я видел своими глазами! Этот мальчик такой же как остальные. Он такой же как я!
– Милый, прошло всего три дня! – на кухню залетает обеспокоенная Рикке. – Его скоро найдут, вот увидишь! Да, мальчик немного похож внешне, но таких еще много! Это просто совпадение, дорогой…
Она тараторит с невероятной скоростью в попытке успокоить меня. И, наверное, говорит здравые вещи, но меня ее слова больше раздражают, чем успокаивают.
– Синие глаза, черные волосы, бледная кожа! – взрываюсь я на женщину. Ханс сразу же отступает от меня, трусливо пристраиваясь за спиной жены, хотя и прикрывает такое поведение заботой, нелепо опустив руки на ее плечи. – Ты права, его найдут. Мертвым! А весте с ним и чертову куклу!
Я на эмоциях скидываю стеклянный стакан со столешницы, который тут же разбивается, и осколки разлетаются по кухне. Замечаю, как на звук подтягиваются остальные дети, но прохожу мимо с намерением скрыться ото всех в своей комнате.
Первые полчаса просто метаюсь по комнате, не находя себе места. Потом решаюсь еще раз открыть злосчастную страницу. Старик-фанатик уже успел накатать отдельный пост, прикрепив еще парочку фоток мальчика. И где он их только успел откопать? Текст просматриваю скользь пальцы, а вот фотографии рассматриваю так пристально, чтобы уловить каждую деталь. Подмечаю на одной из них, что у Филипа кривые зубы, и в голове сама собой заселяется уверенность – он долго не проживет. Откуда она взялась? Что за мимолетное, неуловимое воспоминание поселило ее в моей голове? Трясущимися руками вновь прикрываю браузер и буквально сползаю по стене вниз, пока моя пятая точка не оказывается на прохладном полу. Я чувствую, как дрожат мои губы, а тело сковывает новый приступ паники. Почему? Это главный вопрос, ведь я ничего не помню! Не помню, что со мной происходило там, что я видел и слышал, что я делал в его доме долгих восемь лет. А ведь именно столько, как установили после моего спасения, я прожил бок о бок с убийцей. Но я ничего не помню, так почему же мне страшно? Почему я вообще решил, что он еще меня помнит? Что мне хоть что-то угрожает? Шесть лет назад моими фотографиями пестрили все газеты Норвегии, и ни один выпуск новостей не обходил стороной мое внезапное появление, и, тем не менее, сегодня едва ли хоть один норвежец признает во мне того самого мальчика. Так почему же я должен бояться? Ответа я не знал. А, может, его и вовсе не было. Но вот страх был. Он переполнял меня, и я ничего не мог с этим поделать. Все эти шесть лет я не переставал просматривать новостные порталы, связанные с фарфоровым маньяком, но лишь в надежде однажды найти своих настоящих родителей. И все эти шесть лет страна жила спокойно. Но вот, пропал Филип, и я не сомневался ни секунды, что это его рук дело. Глаза сами поднялись на мою маленькую копию. Оторваться от нее не получалось, она будто манила меня, и я даже потянул руку, будто надеясь достать до нее из такого положения, но мгновенно себя отдернул. От непонимания своих собственных чувств и эмоций стало еще хуже. Мне хотелось уже не просто сбежать из этой страны, а от самого себя, от этой жизни. Я плотно прижал руки к ушам и опустил голову к коленям, намеренно причиняя себе боль. Не знаю, сколько я просидел в таком положении, и сколько мог бы в нем оставаться, если бы в дверь не постучали. Не с первого раза, но звук дошел до меня, и необходимость среагировать, на удивление, вернула меня в реальность. Я почувствовал, как замедлилось разбуянившееся сердце, и я снова вернул контроль над своим телом. Расслабившись, я откинул голову назад, прислонившись затылком к стене, и коротко ответил: