Сложив руки на груди, прошиваю его раздраженным взглядом и отворачиваюсь, чтобы не смотреть на самодовольную рожу Исакова.
Боковым зрением вижу, как он опускается на тот самый ящик, возится с чем-то, а потом я слышу щелчок зажигалки. Резко перевожу на него взгляд.
– Ты сдурел?! – восклицаю, глядя, как Захар смачно затягивается сигаретой. – Здесь наверняка запрещено курить! Ты же угробишь нас всех!
– На запрет и расчет, – спокойно отзывается он и выпускает струю дыма в потолок. Кивает туда, и я смотрю на датчик дыма. – Или ты собралась просидеть тут всю свадьбу? Знаешь, я бы с радостью так и сделал. Но трахнуть себя ты мне не дашь. Сегодня, по крайней мере.
– Никогда, – цежу сквозь зубы.
– Это уже спорное утверждение. Короче, раз сегодня не дашь, значит, и ловить нам тут нечего.
– Господи, – выдыхаю возмущенно. – Надеюсь, того, кто учил тебя ухаживать за девушками, ты давно прикопал в ближайшем лесочке. Потому что то, чему он тебя научил, никогда не позволит тебе построить нормальные отношения.
Захар откидывает голову назад и начинает смеяться. Даже смех его бесит, несмотря на то, что он красивый. Глубокий, бархатный и открытый. Но меня реально раздражает.
Вообще Исаков вызывает во мне кучу разных чувств, но ни одного светлого. Все со знаком минус.
– Я самоучка, Кудрявая.
– Да перестань меня так называть! Бесишь!
– М-м-м, – тянет он. – Мое любимое чувство. Ты, когда злишься, в сто раз горячее становишься. Сожрать тебя хочется. Или хотя бы покусать.
Он клацает зубами, а я своими скрежещу от досады, что вместо приятного времяпрепровождения приходится сидеть взаперти с этим придурком и выслушивать его нелепые подкаты. Ладно, не нелепые. Подкаты у него жутко обжигающие. Но не для той, кто люто ненавидит этого морального урода и его дружков.
Я вздрагиваю, когда начинает орать сигнализация. Захар спокойно тушит окурок о какую-то жестяную банку и встает, выпуская в воздух последнюю струю дыма. Поправляет манжеты рубашки, выпуская их из-под рукавов пиджака ровно на один сантиметр. Потом прячет руки в карманы и смотрит на меня.
Прямо сейчас я не могу прочитать выражение его лица. Взгляд темный, тяжелый. Легкая, едва заметная улыбка и как будто глубокая задумчивость.
Я уже открываю рот, чтобы спросить его, почему он так пялится, но в этот момент дверь распахивается, и на пороге кладовой оказывается Адам – еще один дружбан этой корявой стаи.