Дерибас слышал об Аркадии Арнольдове (Аврааме Израилевиче Кессельмане) еще в родной Одессе. Про него ему было известно, что тот служил в Крымской, Одесской, Севастопольской ЧК в пик массовых там казней офицеров и гражданских лиц в годы Красного террора. Потом служил в ОГПУ на юге, затем помощником начальника особого отдела главного управления государственной безопасности (ГУГБ). Судьбе было угодно так распорядиться, что он приехал в тот край, где служит его брат – Семен Израилевич Кессельман -Западный, его, Дерибаса, заместитель. Арнольдову теперь лет сорок пять, а он всего лишь старший майор госбезопасности. За двадцать лет со дня революции карьеры большой не сделал, не повезло, наверное, или куда-то не туда пошла карьера. А его брат Семен лет на шесть моложе, а уже комиссар госбезопасности третьего ранга. (Да вот и Миронов, его теперешний начальник, моложе его на три года, а уже комиссар госбезопасности второго ранга). И вот этот Арнольдов отправлен к ним из Москвы из центрального аппарата в составе опергруппы по чистке Дальневосточного края от троцкистов, заговорщиков, вредителей и прочих «врагов народа». Наград никаких не имеет, а у брата есть награды. Наверняка ревность к брату гложет его, и он будет рвать и метать в поисках у нас в крае «врагов» и заговорщиков. Надо и его и всех этих московских осадить, осадить, окоротить!
В кабинет после стука снова просунула голову секретарши, сообщила:
– Арнольдов прибыл, Терентий Дмитриевич.
– Пусть войдет.
Вошедший в кабинет Арнольдов был худощавый, выше среднего роста чекист с удлиненным лицом треугольной формы, с крошечными усиками, вошедшими в эти годы в моду, с шапкой мелко курчавых вздыбленных волос на голове, с двумя глубокими складками на переносье. Его взгляд выражал несгибаемость и непреклонность ретивого служаки. В ответ на приглашение Дерибаса сесть, он скромно присел на краешек стула – сухой, прямой, негнущийся, губы плотно сжаты, колено с коленом вместе, словно бы послушный ученик в присутствии директора школы, пригладил руками вздыбленные волосы. Свои длинные руки сложил на коленях поверх папки. Можно было бы сесть в кожаное мягкое кресло, но Арнольдов предпочел расположиться на стуле, наверное, потому, что кресло располагало к расслабленности и расхолаживало, а Арнольдов, судя по его виду, пришел с решительными намерениями.