– Гражданочка, возьмите себя в руки. Я не смогу принять заявление, если вы не изложите произошедшее внятно. Давайте начнем с начала. Что всё же произошло?
– Да откуда же мне знать?! Это вы скажите мне, что произошло? Сестра моя просто пропала без вести! Она одна у меня! Кровинушка! Отправилась вечером погулять, ночью позвонила, предупредила, что задержится, и не явилась даже к утру!
– Пишите, – перебил он её. – Я, фамилия, имя, отчество, заявляю о пропаже…»
– Раньше такого не было и быть не могло! Я уверена! С ней что-то произошло! Моя Юленька… – девушка перебила Георгия в ответ и, едва закончив фразу, принялась реветь в полную силу. Сдерживать сил больше не было.
Георгий понимающе молчал и терпеливо ждал. Он знал, что теперь ничего не поделать и хочешь не хочешь, придётся выждать некоторое время, чтобы гражданочка снова пришла в себя и смогла продолжить разговор.
Для офицера Орловского трагедия – работа. Мольбы – обыденность. Слёзы задавленных горем потерпевших – раздражение. Почему именно так? Да потому, что подобных случаев со случайными пропажами молодых девиц встречалось в его карьере столько, что впору писать книгу о разного рода насильниках, маньяках и, конечно же, просто легкомысленных девушках, что праздно шатаются по городу днями, а потом объявляются, как ни в чём не бывало.
Кроме того, он уже имел представление о том, что случилось с той самой Юлией. Неспокойная родственница пропавшей даже не подозревала, но в этом самом здании, где она писала заявление о бесследной пропаже сестры, уже сидел тот, кого Георгий Романович считал подозреваемым. И как раз это было причиной или, скорее, следствием того, что у Георгия чудовищно болела голова.
***
В кружке становилось всё меньше и меньше кофе. Чудодейственный напиток должен был вот-вот кончиться, а истерики громкой и очень бойкой девушки никак кончаться не собирались. Офицера утешало лишь то, что закончится наискучнейшая формальность с приёмом заявления, и он, наконец, займётся подозреваемым. «На подобных извращенцев стоит только чуть поднажать, и они тут же в красках напишут чистосердечное!» – так думал Георгий, смакуя мысль о том, как он поднажмёт.
А гражданочка всё писала и плакала. Плакала и писала. Когда у неё кончался один лист, Георгий подавал следующий. Когда у неё закончилась паста в ручке, Георгий заботливо подал карандаш.