Плесень - страница 5

– Завтра в школу, милая. – Сказала бабушка.

Из пустоты пробился голос Лизы: – Хорошо. И больше ничего сказано не было. Бесцветное, безжизненное, бесплотное, серое – «Хорошо».

С учёбой были проблемы. Сквозь ореол пустоты плохо просачивалось то, что говорили учителя, одноклассники и все остальные люди. Пустая оболочка девочки по имени Елизавета, окружённая той же пустотой, ходила в школу и возвращалась домой, ела и спала, что-то кому-то говорила и кого-то слушала. Учителя не ругали её, не делали замечаний, смотрели и их взгляды говорили, что они всё понимают, сочувствуют, сопереживают, смотрели с жалостью в глазах. Девочку их взгляды не занимали, ведь это она, а не они потеряли родителей, это она, а не они бредут по жизни, окружённые пустотой. Это ей, а не им больно так, что хочется кричать, выть, всех застрелить, всех обнять, расцарапать все глаза, что смотрят на неё и выплакать свои. Боль стала её постоянным спутником, но была не резкой и сильной, а постоянной и ноющей. Лиза пыталась поделиться своей внутренней пустотой с чистыми листами бумаги, пыталась нацарапать на них ручкой, хоть какую-то мысль, своё внутреннее ощущение, боль, в общем всё что было на сердце, внутри. Но если внутри пустота, что можно из неё извлечь? Впрочем, девочка сочинила несколько стихов, а мысли, что она пыталась выразить, зачастую, так и оставались, если можно так сказать: недовыраженными, не смогли родиться. Начали, но не смогли… Поэтому, у неё было полно недописанных листов, строк, предложений. Но стихи Лиза периодически перечитывала, были они конечно же о пустоте, о предательстве, о смерти. Сейчас стоя у окна, в поезде, она вспомнила один из них:

Не везёт в любви,

В смерти повезёт

Только не грусти,

Мне сказал пророк

Зарастёт травою

Холмик у реки,

Он тебя укроет,

Только не грусти.

Грустно!

А поезд продолжал своё движение мимо городов, сёл, деревень, рек и озёр, лесов и полей. Глядя на всё это своими глазами-окнами, но не запоминая. Не ведая забот и треволнений ни Лизы, ни, кого-то ещё из тех людей, которых он заглатывал в своё нутро и выплёвывал из него на разных вокзалах, станциях, полустанках.

День близился к вечеру, но было ещё очень даже светло, ведь на дворе стояло лето. Проводница объявляла, что через десять минут будет длительная остановка, около сорока минут, и, просила всех, кто собирается выходить из вагона, поразмять ноги, прикупить чего-нибудь, не опаздывать. Елизавета собралась сходить за кофе и печеньем. Вокзал был большим и красивым. В нём было много людей, кто ходил, кто-то сидел, кто-то, сбившись в кучку о чём-то беседовал. Все были заняты. Изредка девушка ловила их любопытные взгляды, которые как бы говорили: «Это ещё, что за привидение?». Лиза оглядела вокзал и пошла неспешным шагом искать продуктовый магазин или ларёк. Она уже привыкла к тому, как реагируют люди, когда видят её и потому, не обращала внимая на любопытные взгляды, которые разглядывают её бледность и белёсость. Купив то, что собиралась, походила по вокзалу, разглядывая то, на что можно было посмотреть и взглянув на огромные часы с гербом города, поняла, что пора возвращаться. Выйдя на улицу, она заметила, что стало темно. Тяжёлые тучи надвигались на вокзал, на перрон, на поезд, на неё. Дождь, ливень сплошной стеной приближался по полю, прилегающему к вокзалу. Ей не хватило нескольких метров, чтобы укрыться от ливня в чреве поезда и в вагон она входила мокрая насквозь. Благо было во что переодеться. Попросила соседку выйти из купе, так уж случилось, что девушка стеснялась своей внешности, а тут ещё и переодеваться перед незнакомой женщиной. Но та, окинув её взглядом, в котором читалось: «было бы на что смотреть», вышла. Лиза сняла мокрую одежду и переодевшись в сухую, открыла дверь купе, нашла взглядом соседку и сказала: «Спасибо, можете заходить». Соседка ещё постояла немного и только после этой мхатовской паузы, соблаговолила занять своё место. Поезд тронулся, стук колёс пытался перестучать дождь. Сидя у окна купе Лиза слушала как соревнуются колеса с каплями дождя в том, кто кого перестучит. Колёса выстукивали какое-то подобие монотонной мелодии, дождь же пытался убедить всё вокруг, что миром правит хаос. Иногда в это стучащее соревнование вмешивался отдалённый рокот грома, и молния рассекала небо, как бы предупреждая: «Если кто-то из вас собьётся с ритма стука, тот будет неминуемо наказан». Мелодия колёс и дробный стук крупных капель дождя убаюкивал. И, конечно же, Лиза не заметила, как заснула. Сон, как часто она прибегала к его спасительному забытью. Лиза любила вздремнуть после обеда в выходной день. Сон спасал от реальности, от перипетий жизни, от воспоминаний, от боли и пустоты, от суеты, от людей, от всего, что окружало её. Ей, за редким исключением не снились сны. Сегодня настало то редкое исключение. Лиза видела отца, но не полностью, она почему-то не могла вспомнить в подробностях его лицо. Помнила только, что оно было добрым. Добрыми были глаза, улыбка, даже нос казался добрым и ямочки на щеках. Ещё, Лиза помнила, что на лице отца были усы. А вот руки она помнила очень хорошо. Сильные руки папы, которыми он её обнимал, которыми подкидывал её вверх и ловил, когда она была маленькой. В такие моменты ей не было страшно, рукам отца она доверяла, и они никогда её не подводили. Ещё отец не любил одежду с коротким рукавом, даже в жару он носил рубашки с длинным рукавом, закатанными по локоть или чуть выше. Лизе так же запомнились волоски на руках у отца, они были такие мягкие и она любила их гладить, когда они вместе смотрели мультики или читали книжки. Маму Лиза помнила очень хорошо. Это была красивая женщина с тёмными, длинными, вьющимися волосами, до середины спины. Стройная. Ей очень шли сарафаны. Она часто улыбалась. Она была счастлива. Порой у Лизы возникал вопрос: как у такой красивой женщины могла родиться дочь такая, как она? Но она никогда не хотела знать на него ответа. И вот этой ночью, эти любимые ею люди пришли к ней во сне. Она видела, как папа с мамой в ослепительном солнечном свете идут к облаку, и заходят в него. Внутри облака были сиденья, а также там были другие люди. Вдалеке, среди других облаков, стояла не молодая женщина, с облаком на голове, или это были волосы, такие же, как и у неё. Женщина махала рукой маме с папой. Это бабушка Фрося, поняла девушка. Родители помахали ей в ответ, сели на свободные места и дверь, представляете, в облаке закрылось, и оно стало двигаться. Оно влилось в поток других облаков, которые двигались упорядоченно, как машины на проезжей части. Вдруг Лиза заметила, чёрную-чёрную тучу. Она мчалась на огромной скорости, нарушая чинное движение облаков. Лиза хотела зажмуриться, но не могла. И вот, эта чёрная туча разрослась до неимоверных размеров, заполнила собой пол неба, скрыла солнечный свет и врезалась в облако, в котором мирно сидели её родители. Чёрное смешалось с белым. Но чёрного было больше. Раздался лязгающий звук. Лизавета открыла глаза. Она лежит на кровати в купе. Поезд, лязгнув ещё раз и задрожав всеми своими суставами, дёрнулся в последней конвульсии, остановился и тяжело выдохнул воздух из тормозной системы. В окне был «нарисован» вокзал. Немногочисленные люди не спеша сновали по «нарисованному» вокзалу. Повернув голову, девушка увидела соседку с чемоданом, готовую покинуть этот мир, который зовётся – закулисье вагона поезда дальнего следования. Соседка слегка улыбнулась, и пожелав хорошей дороги, навсегда покинула свою спутницу. Лиза осталась одна. В который раз.