Она делает кислое лицо, но все же послушно закрывает глаза. Закрываю глаза и я. А ведь это не так легко – представить как выглядела Широка много лет назад. Конечно мы слышали про братство Чаши, про императора Рудольфа и про битву при Белой Горе. Мы даже помним некоторые даты, но что нам известно про быт тех времен? Антисанитария, пропитанный копотью воздух, вонь сточных канав. Все это можно представить, но надо ли? Да и пора уже открыть глаза, вот только они не хотят открываться. Почему?
Я разлепляю непослушные веки и смотрю на внучку. Она девочка честная и не подсматривает, ее глаза закрыты. Но что-то не так, вижу я, только не с ней, а с улицей, а может быть и со всей окружающей нас реальностью. .
– Наоми! – кричу я.
Она открывает глаза.
– Что это, деда? Нет электричества?
Действительно, вокруг темно, хоть глаз выколи. Может быть авария на подстанции? Но где же слабые неоновые огоньки аварийных ламп? Или в Праге, не знающей ракетных атак, их не используют? Да и с улицей что-то не так. Исчезла отполированная ногами тысяч туристов брусчатка, исчезли шершавые (чтобы не скользили кроссовки) плитки тротуаров. Впрочем, тротуаров, кажется, и вовсе нет. Я делаю шаг и спотыкаюсь о здоровенный камень, достаю телефон и включаю фонарик. Робкий свет не в силах полностью рассеять тьму, но все же высвечивает вымощенную неровными булыжниками улицу и соседний дом. Дом странный: узкий, в два окна. Стена грубой кладки сложена из неровных серых камней, второй этаж выступает над первым. Не должно быть таких домов на застроенной в стиле арт-нуво Широкой. Не может быть. И запахи…
– Что это? – повторяет Наоми.
Я уже знаю, что это, догадываюсь. Смотрю ей в глаза и не вижу страха: только удивление и еще что-то. Неужели восторг? Сам я восторга не испытываю, лишь странная пустота в животе, наверное – страх. Неужели “квантовая неопределенность истории”, неоднократно описанная в фантастике, на самом деле существует? И неужели в нее можно провалиться? Иначе как объяснить булыжники и отсутствие света? Быстро выключаю телефон: если мои подозрения верны, вряд ли мне удастся его зарядить в ближайшее время.
– Смотри! – шепчет Наоми.
Навстречу нам движется колеблющийся свет факела. Его несет человек и он тоже, время от времени, спотыкается на неровных булыжниках. К нам он подходит как-то странно, боком, как будто опасается нас. Факел он держит далеко сбоку перед собой и его лица не видно, тем более что оно скрыто капюшоном. Подойдя совсем близко он молча освещает мое лицо и я невольно отшатываюсь от огня. Потом, также молча, он освещает Наоми, наклонив факел. Увиденное, надо полагать, его удовлетворяет, потому что он подносит факел к лицу, освещая себя. Это приглашение к знакомству. Странно… Вид пожилого человека в джинсах и нейлоновой куртке, обутого в кроссовки, не должен был вызвать доверия в таком месте. К тому же – маленькая второклассница в еще более вызывающей одежде. Впрочем, возможно они здесь и не такое видели. Зато ни я ни Наоми не видели таких лиц. Незнакомцу лет сорок и его лицо ужасно. Огромный бугристый шрам пересекает его наискосок, проходя через бельмо левого глаза. Лицо это, окаймленное бородой, прорезают глубокие морщины, огромный лоб нависает над единственным глазом. Возможно, это игра теней, ведь лицо прикрывает капюшон, часть темно-бурого плаща до пят. У горла плащ стягивают веревочные тесемки, а ниже он запахнут, скрывая одежду. Выглядит это существо жутковато, но выбора у нас нет.