Я повернулась к стойке. Пшеничная регистратор сложила свои бумаги в аккуратную стопку и посмотрела на меня с плохо скрываемым раздражением.
Ах, так! Что-то меня завело изнутри. Не будет тебе никакого причесанного мужа! А будет пузатый водопроводчик, к тому же лысый. Настолько лысый, что все деньги, которые ты хотела потратить на спа и косметику, ушли на пересадку его волос. И вот поэтому денег тебе хватает лишь на дешёвый китайский карандаш и на чулки в 30 дэн, которые ты берегла на выход, а когда они прохудились под коленкой, надела на работу. Благо, что дырку не видать из-за стойки.
Внезапно ожил телефон и оторвал меня от «пожеланий добра» регистратору.
Номер был незнакомый.
– Алло?
– Кисуля, привет, это я!
– Стас! – я вскочила с лавочки и поглядела на стеклянную дверь. – Ты где?
Чтобы соблюсти ритуал – выпить бокал "вдовушки" и выкурить сигару, он должен был появиться полчаса назад. На удачу, – без этого он никогда не садился в самолёт.
– У меня всё в порядке.
Я почему-то не сомневалась, что у него всё в порядке.
– Ты где? – снова спросила я. – И что у тебя с телефоном?
– Они утопили мой телефон. Представляешь, в шампанском. Вот дураки! – он засмеялся. Беззаботно, с бархатистыми раскатами. Заслушаешься.
– Весело тебе. Я рада. А у нас – самолёт. Регистрация заканчивается.
– Поэтому тебе и звоню, – он перестал смеяться. – Я не лечу.
– Стас?
– В смысле, я не лечу сегодня.
– Что-то случилось?
– Ничего. Просто встретил друзей. И они решили меня проводить. Всё так завертелось… Кисуля, лети одна. Я догоню тебя завтра.
В трубке раздался женский смех.
– У вас там бабы?
– Какие бабы, Кисуля? Это – Оленька, жена нашего Лёни. Оля, она не верит, говорит, у меня – бабы, – это он уже в сторону.
– Кисуля-я! Привет! Это – Оля! Ты разве забыла меня?
Забыла тебя? Этот тонкий беспомощный голосок. Глаза оленёнка и скромно поджатые губки. Бэмби, одним словом.
– Я помню.
– Ревнуешь?
– Мы с ним разберёмся.
– Ну, что ты, Кисуля? Не дуйся, прошу. Стасик такой милый. Он просто решил не лететь.
С лёгкой руки Стаса, все его друзья и подруги назвали меня – Кисуля. Не то чтобы это было противно слышать… А впрочем – противно. Особенно от Оленьки. Стас обещал с ними поговорить, но…
– Кисуля! Не дуйся! Стас, она не хочет со мной разговаривать, – она отдала трубку Стасу.