«Мама» поманила его рукой и замерла у самых ворот. Она стояла, протягивая руки ладонями кверху, приглашая в новую жизнь. Эрик не сомневался, что, дойдя до мамы, он тут же обретет путь в лучший мир.
До нее оставалось не больше пяти шагов, когда Эрика кто-то окликнул:
– Эй, Эрик!
Нет, показалось.
– Поторопись, мой мальчик, – протянула еле видная в слабом отблеске фонаря «мама».
– Иду, иду к тебе, – прошептал мальчик.
– Ты куда собрался, паршивец? – снова резко окликнул его до противности знакомый голос.
Не обращая внимания на эти бранные звуки, Эрик продолжал идти вперед. С каждым его шагом улыбка на лице «мамы» становилась все шире.
– А ну, стой! Стой, паршивец! – снова закричал обладатель противного голоса. Но теперь он звучал глуше: похоже, что кричащий даже не покинул здания. Так что мальчику никто не мог помешать продолжать достигать своей цели. Ура! Мама уже близко! Он уже смог дотянуться до ее ладони. Холодная. Ну и что? Эрик согреет ее своим теплом.
«Мамины» пальцы с силой сжали кисть Эрика. Если б не мелодия флейты, которая в тот момент стала громче, Эрик бы закричал от боли.
– Подойди ближе, мой мальчик, – прошипела «мама». Ореол света вокруг нее потемнел. Глаза впали, оставив вместо себя два серых пятна. Улыбка стала еще шире, она начиналась у одного уха и заканчивалась у другого.
Мир вокруг потерял цвета. Все слилось в темно-серый фон. Были только Эрик, мама и мелодия флейты. Даже сварливый голос безумной воспитательницы пропал.
Удар церковного колокола, отбивший полночь, проник сквозь завесу мелодии. Образ матери на миг рассеялся, и перед мальчиком возникла непонятная, темная, совсем не мамина фигура. Но колокол затих. Мелодия вернулась, вернулась и «мама».
«Не важно куда, – отбросил все сомнения Эрик, – главное, что вместе с мамой». Он чувствовал себя немного заторможенно.
– Все правильно, мальчик мой. – Женщина говорила, а голос шел будто сам по себе. А на лице не сходила эта огромная и странная улыбка. Неужели так можно было растянуть рот? Вопросы возникали, но отскакивали от Эрика, словно мячики от стены. Мальчик как в полусне замечал, что кожа мамы посерела, а волосы все больше походили на паклю.
Но все же это была его мама!
– Иди же, мальчик! Осталось сделать один шаг! И ты мой.
Эрик был готов его сделать, этот шаг, но вдруг вдалеке увидел жуткого мужчину. На худом измученном лице синим пламенем горели глаза. Он развел руки в стороны так, что кисти рук пронзил тремор. На голой груди виднелся ужасный шрам, словно в этом месте затушили факел.