– Куда теперь, к Елисеевым?
Она мотнула головкой, выпустив покрывало:
– Нет, не хочу, не хочу… Поехали на каток. Поехали…
– К Зоологическому саду? – удивился дядя Миша. – Ты не одета как должно, коньков нет. Давай домой вернёмся.
– Не хочу домой… Знаешь что, едем сейчас… Едем в Столешников переулок к дому Никифорова.
– Никак, в фотографический салон собралась?
– Да, к Фландену. Где мы всегда снимаемся.
– Так не причёсана, не одета. Чего ради так спешить? Да и матушка позволения не давала…
Наденька показала сторону характера, какую лучше не знать.
– Едем! – и откинулась на подушки.
Разговор окончен. Ничем не свернёшь. Упрямством в отца.
Дядя Миша залез на облучок, дёрнул вожжи. Лошадка резво побежала.
23 января 1899 года, суббота
Вид чиновника говорил об успешной карьере в Министерстве иностранных дел. Борис Георгиевич Ванзаров излучал сияние благополучного человека. Свет этот невидимый ни с чем не спутаешь. Ему низко кланяются швейцары и услуживают официанты, городовые на всякий случай отдают честь, а извозчики сдирают втридорога. Свет этот включается при переходе из чина коллежского советника к статскому советнику. Или при удачной женитьбе на дочери тайного советника [15], не меньше. Все это было источником света Бориса Георгиевича. Ну и конечно, ум, который в семье достался целиком ему, а младшему брату перепали жалкие крохи. Ну скажите: пойдёт умный человек, которому светит блестящая академическая карьера, служить в полицию? Вот именно…
– Борис, что тебе нужно? – напомнил недалёкий младший брат, который упорно не замечал сияния, исходившего от старшего. – У меня мало времени.
Борис Георгиевич пригласил Ванзарова в ресторан «Медведь» на Невском проспекте. Он рассчитывал, что доброта откроет дверцу в кладовку благодарности в душе младшего. Ничего подобного. Ванзаров не поддержал светский разговор, сидел с таким видом, будто сбежит в любую минуту.
– Вопрос достаточно тонкий, – начал дипломатический подход Борис Георгиевич.
– Тонкие вопросы скрывают мутные делишки, – ответил Ванзаров и выразительно посмотрел на часы. – Что тебе нужно?
Полицейская прямота ранила Бориса Георгиевича в самое сердце. И потушила свет. Не совсем, конечно. Тихонько тлело.
– Раз у вас в полиции принята такая простота…
– Мы только протоколы писать умеем и водку из графина пьём.