И вот именно там, в этом пустынном послевоенном парке с разбитыми повсюду статуями, заросшими травой дорожками и поломанными скамейками, я принял самое первое в жизни решение:
– Родители – как хотят, а в школу я всё равно пойду!
И вот наступило долгожданное Первое сентября. Рано утром, тайком от родителей, я вышел из дому и направился по дороге, по которой, как я видел, весёлыми группками шли дети. Школу я увидел издалека – это было одноэтажное серое здание, длинное, со множеством больших, продолговатых, блестевших свежевымытыми стёклами окон.
Напротив школы, через дорогу, находился базар, где, расположившись за сколоченными наспех деревянными стойками, кучки весёлых женщин и мужичков бойко торговали нехитрой огородной и приготовленной в домашних условиях продукцией. Повсюду видны были мешки с картошкой, вилки капусты, огурцы, вкусные пирожки с ливерной колбасой, висели на стойках связки с чесноком, луком, красным перцем.
Кое-где мелькали на стойках и чёрные тонкие дольки самодельной жевательной резинки – любимое лакомство послевоенных детей. Встречался изредка разложенный на обрывках мятых газет и нехитрый скобяной товар: гвозди, крючки, лопаты, пилы, молотки, дверные ручки, защёлки. Справа от школы стояло высокое, полуразрушенное здание, которое пугало меня чёрными дырами вместо окон. Слева же от школы открывался вид на уходящее за горизонт озеро, которое в то утро я увидел впервые и, может быть, именно поэтому оно показалось мне каким-то особенным, необычайно голубым и торжественным.
Во дворе школы находилось уже много детей и взрослых, все были нарядно одеты. То тут, то там слышны были возгласы оживления, на лицах сияли весёлые улыбки. Играл духовой оркестр. Увидев всё это, я остановился в растерянности, вся моя решительность мгновенно улетучилась. Дело в том, что в детстве я отличался какой-то странной, смешившей всех, стыдливостью.