Новейшие истории о старых знакомцах. Ироническая проза и поэзия - страница 5
Давленные яйцы
Гоголь очень любил яйца. Бывало, сгонит несушку с яиц и сидит, и сидит. Мать зовёт, отец с яиц гонит – а он ни в какую свой пост не покидает. А потом встанет и плачет над раздавленными яйцами. Служанка его грязной тряпкой хлещет да приговаривает: «Эх ты, Гоголь-моголь давленные яйцы!»
Шуба – мечта Гоголя
Купила Панаська Гоголю шубу – давно он о ней вожделел.
Да радость обернулась сплином – шуба-то оказалась мала.
Поносил её Василич всякими словами.
А Панаська говорит: «Поноси-ка, Миколка, пока шинельку. Она пока хорошая. даже моль на неё ни разу не позарилась».
Надел Гоголь шинельку и сел писать про Акакия Акакиевича.
Трое Толстых и прочие рассказики о писателях
Всё!
Однажды Толстой проигрался в пух и прах…
А тут Гоголь проходил мимо гоголем вместе с Достоевским. И говорит:
– Пушкин, Фёдор Михалыч, не поверите, – это наше…
Толстой цап-цап по карманам – пусто!
– Всё! – сказал Лев Николаич.
А Гоголь Достоевскому сказал:
– Даже Толстой согласен, что Пушкин – наше всЁ!
– Как всё? – недоумевал ФМ.
– Всё, больше не буду играть на деньги! – сказал Толстой.
– Не зарекайся, старый, – сказал Гоголь и стал пересказывать Достоевскому рассказ Толстого про баню…
Всё! :)
Семейное счастье Толстого
«Есть счастливые семьи, но некоторые счастливее семейных…» – написал Лев Николаевич, но строгий внутренний цензор Толстого, его ум, честь и совесть Софья Андреевна, что-то пробурчала про соль на раны, сор из избы и исправила на то, что дошло до нас из седых толстовских времён:
«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.» Лёвушка обиделся и пошёл спать на конюшню. Вместе с Чеховым. Там у Чехова и Толстого и родилась знаменитая «Лошадиная фамилия»…
Сенной супчик
Толстой решил стать вегетарианцем… под дулом пистолета Репина.
Репин сказал:
– С завтрашнего дня у тебя начинается новая жисть – бушь со мной супчиком из сена питаться.
– Лана, – согласился великий Лев. – Но в новую жизнь я хочу взять с собой Антошу. Можно сходить на конюшню?
– Зачем тебе, Лёвушка, в новой жизни конюх? – спрашивал живомаз Репин.
– Чехов – не конюх. Чехов – великий (после меня!) русский писатель.
Репин согласился.
Так Антон Палыч стал вынужденным толстовцем и вегетарианцем. И наконец, хлебая сенной репинский супчик, дописал свой рассказ о лошадиной фамилии.