Никита уважал в людях доброту и гуманность и, к счастью, у майора эти качества, вроде, наблюдались. По крайней мере, хотелось верить, что были. Конечно, офицерская доброта своеобразная…
***
Перед инвентаризацией шла сверка документации с наличием запчастей в хранилищах, и учётчицы задерживались допоздна. Верочка заглянула к Никите в машбюро уже затемно; ей потребовались бланки приемо-сдаточных актов. Рядовой Махнов достал ключик от шкафа, открыл его, и когда Верочка склонилась, шаря по полкам, не удержался – взял обеими руками ее за талию:
– Ты что? – резко выпрямилась Верочка, пытаясь отцепить Никитины руки. – Тоже считаешь, что все дозволено.
– А ещё кто? – Никита притянул девицу к себе и сцепил пальцы за её спиной, ощутив её тоненькое гибкое тело.
– Вон прапор ваш, клещ клещём, до Наташки лезет.
– Кольчужкин?
– Побожился, что родичам скажет, ославит на весь город, – поглядев в лицо Махнова, она с досадой пояснила: Если не даст. Недогадливый ты солдат. А ещё женатик. Никита вспомнил, что последнее время он замечал: медсестра уходит домой с заплаканными глазами.
– С огнём играет.
– Это Ленин – огонь, что ли? Смотри, не проговорись, – испугалась вдруг Верочка, блеснув в упор золотистыми искорками глазок. – Наташка от этого клеща никуда не денется. Она не Тонька, с той не пройдёт. А Наташка глупая, наивняк, такие и горят. Ленин уедет, а ей расхлёбывать.
– А с тобой? – спросил Никита, прижимая Верочку покрепче. – С тобой прошло бы?
– Смотря у кого, – и рядовой Махнов почувствовал, что она расслабилась, перестала отпихивать его кулачками, а потом прильнула к его груди. Никита с опаской взглянул в тёмное окно, заваренное металлическими прутьями в виде солнца, и вспомнил о мании прапорщика Кольчужкина следить за всеми и всюду, и поспешно выключил свет. Затем отпустил задвижку дверного замка; замок щёлкнул, поставив совершенно однозначную точку на Веркины сомнения и чисто риторические вопросы.
Поначалу Верочка ластилась, словно маленькая прохладно-вялая кошечка. У Махнова не было опыта общения с худенькими девицами-щепочками, вспыхивающими от одного прикосновения, поэтому его ждал приятный сюрприз. По мере того, как условности вместе с одеждой покидали Верочку, она становилась жарче, и внезапно для Никиты оказалась настолько возбужденной, что ему пришлось зажимать ладонью её ротик, потому что на страстные стоны могли сбежаться другие учётчицы, что в планы малоопытного и вовсе не без комплексов Махнова не входило.