– Поехали допрашивать Бертолини, – буркнул он в сторону Баселя.
– Ну хоть самый обычный багет с ветчиной ты мне купишь по дороге? – проворчал тот, но ответа не услышал.
Комната допросов представляла собой мрачное помещение без окон. Как и любое, лишенное естественного освещения, оно угнетало и давило на психику, вызывая чувство дискомфорта у подследственных. Казалось, плохо прокрашенные тусклой зеленой краской стены были пропитаны их болью и отчаянием. Вся обстановка состояла из железного стола и трех стульев. Два стула по одну сторону от стола занимали Франсуа и Басель. На оставшемся напротив них сидел молодой человек, которого им предстояло допросить. Он был невысокого роста и болезненно худ. Его светлые, явно крашеные волосы выглядели всклокоченными и торчали в разные стороны. Он был бледен, и на фоне белой кожи лица явственно выделялась свежая багровая ссадина на скуле. Ясные карие глаза были сильно подведены косметикой. Его руки беспрестанно двигались: он без остановки потирал пальцами оба запястья, затем вскидывал ладони к шее, ощупывая ее, потом круг повторялся. Франсуа завороженно наблюдал за этим танцем рук, чувствуя, как начинает кружиться голова.
«Зря я не послушал Баселя. Нужно было позавтракать. Еще не хватало в обморок хлопнуться», – подумал он про себя, а вслух поинтересовался:
– С вами все в порядке? – При этом он кивнул на шею и руки молодого человека.
– Простите, – смутился тот, – я обычно ношу большое количество фенечек, ну… аксессуаров, тут и тут, – он жестами показал на шею и руки, – и когда нервничаю, то привык теребить их. Но у меня все здесь забрали, – горестно закончил он. С этими словами опустил руки и даже для верности зажал кисти между коленями, демонстрируя свою готовность сидеть смирно. Всем своим видом он напоминал большого ребенка. Даже тембр голоса у него был слишком высоким для человека его возраста. Франсуа не был большим поклонником современной музыки, но треки группы «Панацея» не мог не слышать. Они неслись чуть ли не из каждого утюга. И голос солиста, конечно, помнил. Так что был уверен, что и в повседневной жизни Бертолини говорит нормальным мужским баритоном. Теперь ему все время казалось, что тот вот-вот устанет кривляться и начнет говорить ниже. Но этого не происходило.