Дом был старинной планировки, и на этаже было всего две квартиры. Нужная Смолиной дверь была самая старая и ободранная. Анна замерла перед ней на несколько секунд, словно не решаясь вторгнуться в чужую жизнь, давно ставшую смертью. Прошлое, до этого лишь эфемерно преследовавшее ее во снах, становилось все более реальным, обретая физические формы. Это пугало, но, с другой стороны, делало видимым, осязаемым. А значит, с этим уже можно было что-то сделать.
Смолина сунула ключ в ржавый замок, и в это время слева от нее раздался скрежет. Анна вздрогнула от неожиданности и выронила ключ. Соседняя дверь открылась, осветив темный коридор.
– Вам что здесь надо? – послышался старческий голос. В дверном проеме Смолина увидела древнюю старушку с мусорным пакетом в руке.
– Я подруга Кати… – растерянно произнесла Анна, шаря руками по пыльному полу в поисках ключа.
– Громче говори, дочка, я глуховата! – проскрипела соседка.
– Я говорю – я к Кате!
– К Катьке-то? Так она не живет здесь уже года, почитай, два! – прошамкала старушка.
– Три. Ее убили, – тихо сказала Анна. Под рукой звякнул ключ.
– Страсти-то какие! – всплеснула руками старушка. – А я‑то и не знала! То-то смотрю – не приходит никто! Думаю, съехали, что ль?
Анна вновь вставила ключ и повернула, но ничего не произошло – он застрял в замочной скважине.
– На себя дерни дверь-то, дочка, – подсказала старушка. – Катька-то всегда с ней тоже колупалась… Вишь, дом старый, ремонт не делали испокон веков…
Анна дернула дверь и с силой вогнала ключ, тут же провернув его вправо. Замок щелкнул, и дверь открылась.
– А что случилось с Катенькой? А как же Машенька, дочка-то?
– Я не знаю, извините… – буркнула Анна и проскользнула внутрь.
– Господи помилуй, жуть-то какая творится… – слышались причитания старушки. – Я‑то вон одна живу, никому не нужна…
Соседка поплелась выносить мусор, и Смолина поспешно прикрыла дверь.
Квартира встретила ее темнотой и запахом пыли и плесени. Анна нашарила выключатель, но он лишь сухо щелкнул – электричество давно отключили за неуплату. Она осветила фонарем прихожую.
Она чувствовала себя словно вор, тайно прокравшийся в чужую жизнь. И если бы не грязный сверток в ночном лесу – она бы не имела права на это. Но та ночь сделала эту трагедию для нее личной.
Смолина огляделась. В тесной прихожей стояло несколько покрытых пылью пар недорогих, но изящных туфель. На крючке, вбитом в стену, висело женское пальто, элегантный зонтик и шляпка. Видимо, Катя при жизни любила наряжаться, хотя денег у нее явно было не много. В углу стояли аккуратные оранжевые резиновые сапожки.