С этими мыслями миссис Рэйчел выбралась по аллее на задний двор усадьбы – зелёный, аккуратный и тщательно распланированный. По одну сторону его выстроились патриархальные ивы, по другую – чопорные пирамидальные тополя. Нигде ни постороннего камушка, ни щепочки – уж они не укрылись бы от внимательных глаз миссис Рэйчел. Придраться было решительно не к чему. Похоже, Марилла подметала двор с той же тщательностью, что и дом. Прямо хоть ешь с земли, невзирая на поговорку, что в этом мире к любому хоть малость грязи прилипнет.
Миссис Рэйчел громко постучала в дверь кухни и вошла тотчас же, как изнутри последовало приглашение. Комнату, в которой она оказалась, можно было бы назвать жизнерадостной, если бы не чрезмерное усердие хозяйки, превратившей её в нежилую парадную гостиную. Окна кухни выходили на запад и на восток. Сквозь западное, обращённое на задний двор, струились по-июньски мягкие солнечные лучи, а из восточного были видны усеянные белыми цветами вишни, кивающие под ветерком белые берёзы в левой части сада, внизу у ручья, и зелёный занавес виноградных лоз. Марилла Катберт иногда сидела на кухне в предзакатные часы, но недолго. Солнечные лучи казались ей чересчур игривыми и безответственными для этого мира, который требовал, чтобы его воспринимали всерьёз. Тем не менее сейчас она была там со своим вязанием, а за её спиной был накрыт стол к ужину.
Миссис Рэйчел, даже не успев затворить за собою дверь, ухитрилась разглядеть всё, что на нём находилось. Три тарелки – значит, Марилла ждёт к ужину кого-то, за кем отправился Мэттью. Тарелки, однако, не парадные, а обычные, а из еды лишь пирог да яблочное варенье, из чего следует, что гость не какой-то особенный. Но как же тогда быть с белой сорочкой Мэттью и гнедой кобылой? У миссис Рэйчел голова шла кругом в попытках разрешить тайну, столь непривычную для тихих и совсем не таинственных Зелёных Мансард.
– Добрый вечер, Рэйчел! – бодро приветствовала её Марилла. – Отличная погода, не правда ли? Садись. Расскажи, как твоя семья.
Марилла Катберт и миссис Рэйчел всегда пребывали в весьма дружеских отношениях, точнее не назовёшь, и их взаимной приязни совсем не мешало, а, может, даже и помогало, что они очень разные.
Марилла, высокая и худая, казалось, состояла из сплошных углов. Тёмные волосы, в которых уже появились седые пряди, она закручивала на затылке в тугой пучок, воинственно протыкая его двумя шпильками. В её внешности было нечто, заставлявшее думать, что она неукоснительно придерживается твёрдых нравственных принципов. Такой Марилла и была, и только в складке её губ таился некий намёк на спасительное чувство юмора.