На чём, как можно из негодования Григория, всегда очень ревностно относящегося к своим инсталляциям, понять, Феодосий не остановился, а он обставил так загадочно и многогранно интерьер демонстрации этой картины «Black windows», что тут и в самом деле мимо неё не пройдёшь, не заинтересовавшись, что всё это значит и что в итоге видишь в этом окне. Вот и все тут люди, видя там многогранность этого мира, и заглядывают в это окно в мир из своей спальни, как это представляется людям с сонными потребностями и леностью в себе больше чем следует, или же как это видит человек с потребностями видеть больше, чем он того есть – это окно, ведущее в чужую, скрытную жизнь, и в самом кардинальном случае, который из себя представляет Григорий, то это перекройка всей концепции его мировоззрения на инсталляцию современного искусства.
И тогда спрашивается, чего ещё недоволен Григорий, раз публика не разочарована в его работе и проявляет искренний интерес и непонимание того, что всё это значит, и что он хотел всем этим сказать, с фокусировав общий взгляд через это окно в итоге на косвенно только известную личность незнакомки, стоящей в полуоборот в сторону этого окна (инсталляция этого супермодернисткого искусства представляла из себя целый ряд окон, стоящих друг за дружкой в процессе уменьшения, где последнее оконце упиралось на фотокарточку незнакомки, чья подспудно знакомая личность и вызывала особый резонанс общественного мнения и внимания, не могущего пройти спокойно мимо того, когда кто-то нарушает общественный порядок своим, на грани аморальности поведением).
Вот и Феодосий не поймёт, с чем связано вот такое недовольство Григория, когда его картина уже получила такое для себя повышенное признание. Ну а если у него есть к нему претензии искусственного характера, – ему, видите ли, не нравится, как подаётся в меню его блюдо, – то у Феодосия есть в таком случае до неприличия приличные и действенные слова.
– А теперь послушай меня, Григорий. – Со всей своей жёсткостью и неприятием вот такой позиции нахального Григория, отбивает слова Феодосий. – Твоё дело создавать и поставлять на ревизию качества удобоваримый продукт. А моё дело видеть и определять в нём искусство. Ты меня понял? – этим своим вопросом ставит точку в разговоре с Григорием Феодосий, вынимая из кармана пиджака монокль, имеющий одну отличительную особенность, его стекло слишком толстое для обычных моноклей. Но Феодосий не принадлежит к обычной прослойке людей, и он согласно задумке насчёт себя своей родословной природы и пользуется в своём обиходе на самыми простыми вещами. И этот его монокль, на который Григорий посмотрел с явным подозрением на что-то своё, позволяет Феодосию более глубже и глубинно смотреть на окружающий его мир.