Торнадо становился все ближе, давление воздуха в бункере резко упало. Гвозди и ножи снаружи все настойчивее бились о металлическую дверь, словно кулаки проклятых. Звук был сводящим с ума, симфония лязга и визга, казалось, отдавалась в их костях.
Мистер Монтгомери мельком увидел свою соседку, миссис Кларк, которая выгуливала своего пуделя, мистера Вискерса. Ее словно подняла в воздух какая—то невидимая рука, и ее тело исказилось в танце боли, когда смертоносные объятия торнадо сжались вокруг нее. Глаза несчастной женщины расширились в панике, рот раскрылся в безмолвном крике, но ревущий ветер унес каждый звук. В одно мгновение она была поглощена вихрем, и исчезла среди вращающихся острых лезвий ржавого железа.
Край торнадо становился все ближе, воздух снаружи наполнился брызгами крови и внутренностей. Мистеру Монтгомери пришлось отвести взгляд, когда он услышал тошнотворный звук трескающихся костей и рвущейся плоти, словно гигантский зверь питался самой сутью пригорода. Когда он наконец нашел в себе мужество оглянуться, перед глазами предстала ужасающая картина: вокруг развалин магазина было разбросано иссеченное на куски тело миссис Кларк. Её члены были безжалостно отсечены острыми, как бритва, лезвиями торнадо, словно оно само было жестоким палачом. Мистер Вискерс один раз жалобно проскулил – жалкий звук затерялся в грохоте, – а потом его тоже разорвало на части, и его крошечное тело разбросало в разные стороны.
Дверь в бункер еще больше прогнулась, гвозди и ножи проделали в стали глубокие борозды. Мистер Монтгомери знал, что долго они не продержатся. Он схватил миссис Бейкер и притянул ее ближе, пытаясь укрыть от неизбежного. Металл заскрипел в знак протеста, посылая в помещение шквал искр и осколков.
Мистеру Монтгомери хватило мгновения, чтобы осознать открывшееся перед ним зрелище: владелец соседней парикмахерской, мистер Брэдли, приближался к ним, его тело крутилось как волчок, а лопасти торнадо превращали его в кровавое месиво. Его глаза были широко раскрыты, а на лице застыла гримаса ужаса. С каждым оборотом торнадо отрывал от него все новые и новые части, превращая его в жуткое скопище деталей. Его рука, все еще в рукаве фланелевой рубашки, проплыла над их головами, а кисть все еще сжимала его любимую трубку. Его нога, по—прежнему обутая в резиновый сапог, ударилась о стену, оставив на ней пятно крови.