Поросль на подбородке и на щеках я сбрил, но чего мне это стоило! Штуки три пореза, да еще царапины. Щеки пришлось «украшать» кусочками, оторванными от газеты.
Дом господина Чернавского располагался за рекой Волхов, посреди огромного сада. И сам дом был шикарным. А если выглянуть из окна, можно полюбоваться куполами святой Софии. Дом батюшки, правда, был поплоше, нежели особняк Александра Николаевича Мосолова, но ведь и чин отец имеет пониже, да и должность. Мосолов-то – губернатор и камергер, а мой отец всего-навсего вице-губернатор и действительный статский советник.
Кроме «барского» дома имелись еще два каменных флигеля. В одном жили слуги, а второй предназначен для гостей. Была конюшня, каретный сарай, еще какие-то строения. Определенно – мой батюшка был далеко не беден.
Еще меня удивляли люди, постоянно попадавшиеся в доме и во дворе. Потихонечку стал осознавать, что из мужской прислуги у нас имеется конюх, два кучера (на кой два-то?), садовник, сторож и дворник-истопник. Еще в доме обитает Степан, исполняющий обязанности отцовского камердинера, кухарка, посудомойка и две горничные. И куда нам столько? А горничные – это не хрупкие юные красавицы, как показывают в фильмах, а две дебелые тетки, не стесняющиеся заходить в мою комнату с утра пораньше. Я пытался повозражать, но одна – Ксения – вытаращила глаза и заявила, мол, она меня в детстве купала, поэтому вряд ли увидит что-то новое для себя. Вот если у Ванечки появится жена, тогда конечно, она в комнату не зайдет. Пожаловаться маменьке? Но это как-то неловко.
М-да, никак бы не подумал, что когда-нибудь стану «мажором». Конечно, и в том мире, что я покинул, мой родной отец был не самым маленьким чином, но поверьте на слово – полковник российской армии, пусть и в статусе заместителя командира дивизии, это совсем другое, нежели вице-губернатор и действительный статский советник. В Российской империи генералов – и военных, и гражданских – было гораздо меньше, чем в РФ.
Но это я так, к слову.
Тот, кто в этом мире является моим батюшкой – ну отцом хозяина моего тела (тьфу, как громоздко, но вы меня поняли), уехал в Санкт-Петербург. Как я понимаю – решать мою дальнейшую судьбу. Отец со мной уже провел короткий разговор: мол, коли я математике учен, не хочу ли я в канцелярию губернатора? Или в губернское земство, в статистический комитет? Потом сам же и передумал – дескать, подальше надо законопатить, не в губернский центр.