А все-таки, на минуту представил, как начинался день в эпоху Гомоса.
В барском доме свежий ветер с утра доносит с полей запах сена, утки настойчиво крякают на пруду, воробьи щебечут на ветках. Но вот проснулся хозяин, сидит на веранде чаи-кофеи гоняет, и привычной идиллии как не бывало, лишь шепот челяди по углам.
Шепот был не из праздного любопытства. Вечером Гомос превращался в зверя. Прислуга знала, что ждет того, кто осмелится уйти, сбежать, ослушаться, кара неминуемая. Ваньку из Сергеевки плетьми забили за его вольности. А сколько людей сгинуло почем зря и неведомо как.
Наступили новые времена. После установления Советской власти заселили в дом Гомоса бригаду лесозаготовок. Поначалу все шло спокойно, – лето поработали, осень, а вот зимой пришла беда. Мужики будто с ума сошли, напились и устроили поножовщину. И поехали оттудова, кто на кладбище, а кто в тюрьму. Где-то в шестидесятые, один чекист на пенсии написал в мемуарах, как один из арестованных сошел с ума, и на допросах рассказывал, что повеление убить получил от хозяина. А фамилия хозяина Гомос. Жив, мол, хозяин. А в комнатах второго этажа девицы живут. Сарафаны старинные носят и с зеркалами разговаривают. И не выбежать без разрешения хозяина, – двери есть, а ведут в никуда. Каждую ночь, когда лунный свет касался окон, слышал этот арестант голоса, вроде как стены начинали нашёптывать ему какие-то указания. В стенах дома живут страхи. Можно увидеть то, что давно забыто, но никогда не покидало этот дом.
С неба нас орошает мелкая ледяная морось. Изо рта клубится склизкий пар – напоминание о будущей зиме. Идеальным наше путешествие не назовешь, – после электрички, в Шатуре мы наняли одного «бомбилу» до урочища. Такси тут отродясь не было. Как говорится: «Гладко на бумаге, да ехать в колымаге».
Дорога показалась мрачной. За городком шли опустевшие цеха предприятий и ржавая техника без стекол и дверей. Заброшенная деревушка производила впечатление, что ее посетил Змей Горыныч: почерневшие избы и пара-тройка сгоревших сараев и колодцев. Ближайший лес, раскинувшийся сразу за деревушкой, манил своей темной густотой, день стоял пасмурный, небо как чернилами залили, но наверняка и в солнечные дни, ярким лучам тут не пробиться через бурелом.
Вот бывает лес живой, а бывает мертвый, даже не знаю причины такого восприятия природы. В этот раз, пришла на ум вторая метафора.