Её руки дрожали, и куски хлеба падали с её пальцев обратно на поднос. Хавьер фыркнул, его смех был ледяным, что мог бы пробить сквозь стены других камер.
– Ты выглядишь голодной, – сказал Хавьер, его голос был на грани мягкости и жестокости. – Может, на этот раз, яд в еде будет помягче? Или, возможно, ты бы предпочла сразу смерть?
Она почувствовала, как холодный пот проступил на её лбу. Слёзы бессилия жгли её глаза, но внутри билось желание противостоять. Она подняла взгляд, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
– Я сделаю всё, что вы скажете, – прошептала она, зная, что это лишь даст им ещё больше удовлетворения.
Коготь наклонился ближе, его лицо оказалось так близко, что она почувствовала запах железа, впитавшийся в его кожу.
– Это мы и хотели услышать, – прошептал он, его слова были как яд, проникающий глубже в её психику.
Хавьер удовлетворённо кивнул, снимая напряжение с плеч.
– Убедитесь, что она ужинает, – приказал он стражам, покидая камеру. – Завтра у неё будет много времени на размышления.
Коготь выпустил из лап нож, который вклинился в деревянный стол перед Леей, оставляя глубокую царапину, словно отметку их власти. Её сердце билось со скоростью молнии, но действия и слова показывали только одно – они были хозяевами её страха, её жизни.
Когда дверь камеры закрылась за Хавьером, кликающий звук замка прозвучал как последний удар молота по ковадлу её судьбы. Коготь остался на месте, его глаза изучали её каждое движение, обжигая своими пристальными взглядами. Она знала, что никто не придёт её спасать.
Ещё более жестокий штрих добавлялся в то, как Коготь наслаждался её страданиями, каждое его движение было направлено на унижение и подавление её воли. Он медленно доставал из кармана горсть соли и делал вид, что собирается посыпать хлеб, атакуя своим хищным взглядом её нервные окончания, заставляя её трепетать от ужаса.
Она медленно поднесла дрожащую руку к подносу с едой, понимая, что каждый кусок мог быть её последним, каждый укус – смертельной ловушкой. Тем не менее, голод был слишком силён, и она вынуждена была бороться с собственным телом, которое требовало хоть какого-то источника энергии. Её воля к жизни, казалось, была надломлена, но ещё не до конца.
Вдруг Коготь схватил её за руку, сжимая её так, что пальцы болели. Он приблизился, его дыхание жгло её кожу.