Призадумавшись, Лерметт не сразу и заметил, что вытворяет
толковый и дельный эльф — а когда заметил, у него глаза на лоб
полезли. Толковый и дельный эльф, положив костыльки и пояс Лерметта
рядом с собой на лед, сноровисто разувался.
— Ты рехнулся! — возопил Лерметт, подхватив свое добро со льда и
мгновенно опоясываясь.
— Нет, — отрезал эльф. — Сам видишь, какая тут стена неудобная.
Костыльки там или не костыльки, а в сапогах я не долезу.
Сорвусь.
— Поморозишься, ненормальный! — взвыл Лерметт.
— Ни-ни, — хладнокровно возразил Эннеари, ступая босыми ногами
на лед. — Я же все-таки эльф.
— Тогда полезай скорее, если эльф! — не выдержал Лерметт. — Чего
ждешь — пока ноги отвалятся?
Эннеари усмехнулся.
— Веревку давай, — распорядился он.
Лерметт, злясь на себя нещадно, так рванул смотанную веревку из
воротника, что едва не оторвал его напрочь.
— Спасибо, — преспокойно заявил Эннеари, забрал веревку у него
из рук, подхватил со льда костыльки и полез на стену.
Долго, нескончаемо долго — целую вечность, а если разобраться,
то и две — Лерметт стоял, задрав голову, и наблюдал, как несносный
эльф босиком лезет по стене, цепляясь за почти невидимые снизу
трещинки и время от времени забивая в них костыльки невесть где и
когда подобранным камнем. Наконец после мучительно бесконечного
ожидания эльф перевалил через гребень стены и исчез из виду.
Мгновением спустя его шалая голова свесилась над обрывом.
— Здесь чисто, — сообщила голова. — Сейчас я веревку закреплю
получше, и можешь подниматься. Только сапоги мои захватить не
забудь.
Прорычав нечто, совершенно неуместное в непринужденной светской
беседе, Лерметт подхватил сапоги эльфа и прицепил их к своей
скатке.
— Можно! — окликнула его голова сверху. — Давай!
Подъем по веревке оказался не таким уж и сложным. Главное было
при всей спешке не забыть собрать костыльки. Лерметт не забыл —
возможно, еще и потому, что выдергивая очередной костыль, он всякий
раз представлял себе, как замечательно было бы огреть этим костылем
эльфа по его дурной башке.
Наконец подъем, как и все на этом свете, будь то хорошее или
дурное, завершился, и донельзя обозленный Лерметт ступил на тропу.
Здесь и в самом деле не было ни кусочка льда. Эльф сидел посреди
тропы и растирал ноги — белые, как свежеотбеленный пергамент.