Ночью в приюте должна была быть тишина. Никто не смел разговаривать, ходить по комнате и уж тем более по коридорам, читать под одеялом книжки при свете от где-то раздобытого фонарика.
Но тихо не было. Кто-то перешептывался в дальнем углу большой комнаты, в которой помещалось двадцать кроватей. Два детских голоса взволнованно что-то обсуждали, но Вера не могла разобрать, что именно. Ей вдруг стало страшно, что кто-то из нянечек ночной смены услышит этот шепот, и уж тогда всем, кто был в комнате, не позавидуешь.
Она хотела высунуться из-под одеяла и сказать тем, кто болтает, чтобы они умолкли и не навлекали на остальных беду, но опасалась, что как раз в этот момент откроется дверь. Поэтому лежала молча и нервничала из-за того, что ей не только не дают поспать, но и подвергают опасности быть наказанной.
– Как думаешь, она нас видит? – шепнул один голос.
– Не знаю. Самому интересно, – ответил второй.
– Слышит уж точно, – уверенно добавил первый.
– Но другие даже не слышали.
– Она – это ведь не другие. Она такая же, как мы.
– Она не такая. Она взрослая.
– Какая разница? Это же все равно Верка.
– Она нас забыла…
– Ничего не забыла! Она же вернулась, значит помнит.
– Она вернулась как раз потому, что забыла. Если бы помнила, ни за что бы не вернулась.
– Я хочу посмотреть на нее поближе…
– Не надо! А если она заметит тебя и испугается?
– Чего она меня испугается? Она же меня знает.
– Чего? Да потому что ты умер!
После этой фразы Вера не выдержала и откинула одеяло.
– Кто там? – негромко спросила она.
Голоса умолкли.
– Кто там? – повторила Вера.
– Это мы, не бойся, – раздался негромкий детский голос.
– Кто «мы»? – переспросила она.
В дальнем углу кто-то зашевелился. В темноте Вера разглядела, что в ее сторону движутся две маленькие фигуры.
– Сашка? – удивленно шепотом спросила она.
От двери со вставками в виде мутных стекол исходило слабое свечение коридорной лампы.
– Ваня?
Мальчишки подошли ближе к кровати, на которой лежала Вера, и она, рассмотрев их, вскрикнула от ужаса: босые белесые ноги оставляли на полу после себя липкие, влажные следы, потертые пижамы выцвели и висели лохмотьями, оголяя такие же бледные участки кожи на теле, но больше всего Веру испугали глаза, а точнее – их отсутствие: на бледных лицах явно неживых мальчишек зияли темные дыры глазниц.