Там, где кончаются дороги Сиама - страница 2

Шрифт
Интервал


Меня тошнило по утрам. Казалось, что даже желудок протестует против её отсутствия. Я не мог есть – всё казалось безвкусным, как будто с её уходом исчезли все краски мира, все специи жизни. Я лежал в постели, смотрел в потолок и думал только о ней. Моё сердце, казалось, уменьшилось до размера ореха, оно еле стучало, словно из последних сил. Это была не просто тоска – это была болезнь, которую не вылечить таблетками или временем.

Я ревновал её до безумия. Каждый мужчина, который находился рядом с ней, даже случайный прохожий, казался мне угрозой. Я представлял, как кто-то другой разговаривает с ней, как она улыбается чужому человеку так, как когда-то улыбалась мне. Эти мысли сводили меня с ума, отравляли, как яд. В воображении я видел, как она идёт по улице с кем-то, смеётся, прикасается к его руке. Это чувство распирало грудь, словно раскалённый шар, который невозможно вынуть.

И всё же в этой боли была какая-то сладость. Я не хотел отпускать её из памяти, даже если это означало продолжать страдать. Я брал её фотографии, смотрел на них часами, изучал каждую деталь: изгиб её губ, как пряди волос ложатся на плечи. Я ловил себя на том, что начинаю с ней разговаривать, шепчу что-то, словно она может меня услышать.

В моей голове воспоминания о нас оживали. Я снова и снова возвращался к тем моментам: её смех, её прикосновения, как она смотрела на меня с нежностью, которой я раньше никогда не знал. Она была для меня всем: светом, смыслом, воздухом, и её отсутствие выжигало меня изнутри.

Я мечтал о том, как она возвращается. Я представлял, как вновь вижу её, бегу навстречу, обнимаю так крепко, что она смеётся и просит отпустить. Я снова и снова придумывал эти сцены, жил ими. Но утро возвращало меня в реальность. Я просыпался в холодной постели, один, с пустотой в груди, которая была глубже любого океана.

Итак, я пишу эти строки, чтобы погрузиться в воспоминания о ней, вновь ощутить её запах, почувствовать приятную гладкость кожи её рук, стройных ног… И чтобы забыть её, выплеснуть бурю чувств, которые рвут на части мою душу. Это реальное физическое ощущение, начинающееся с нижней части груди и доходящее до пупка.

Жизнь в Чумпхоне протекала плавно и скучновато. Уроки, уроки и ещё раз уроки. К ним приходилось много готовиться. Я просматривал видео на YouTube на быстрой скорости, пытаясь понять, чем занять целый час детей. После занятий я порой в жутком стрессе гнал на мотоцикле к морю и сидел на пляже. Смотрел на воду и мечтал, когда же кончатся мои мучения. Работу свою я с трудом терпел. Ещё больше я скучал по девушкам. Не то чтобы я не видел их на улицах – в Чумпхоне они тоже были, но не так, как в Бангкоке. Здесь не было Волкин-стрита. Были бары и массажные салоны с тётушками.