На мой взгляд, на этой ноте сия история могла бы и закончиться. И была бы она забавной, но не особо смешной. Ну, выгнали нас из туалета, подумаешь, делов-то! Но это был еще не конец.
На следующий день с урока алгебры меня, как говорится, "с вещами на выход" забрала секретарь и отвела к директору. Меня это не удивило и не насторожило. Грехов за мной было много, и к директору я хаживал частенько. Я только гадал, так, с ленцой, зачем я потребовался Василию Петровичу на сей раз? О какой моей проказе он снова узнал? Может, химичка меня заложила, что я реактивы из кабинета спер во время дежурства? Или я учительницу психологии так достал своими постоянными прогулами, что она на меня наябедничала?
Меня привели в приемную. "Подождите!" Ну, а чего бы не подождать? Спасибо, что с алгебры меня забрали, я лучше тут посижу, чем там. Подождал, посидел… "Проходите!"
Прохожу.
Коротко о Василие Петровиче: мужчина в годах, лет 60 ему было на тот момент, наверное. Лысоватый, довольно крепкий, крупный, но уже начавший полнеть. Еще бы, от сидячей работы-то. Манера речи – брежневская. Дикция – такая же. Кабинет выдержан в советском стиле – большой стол, нависающий над сидящим напротив учеником, портрет Ленина над столом… Побывав в этом кабинете впервые, будучи еще первоклассником, я, сличая лысоватого Василия Петровича и лысого Ильча, подумал, что, наверное, на портрете какой-то его родственник.
– Здравствуй! – коротко и веско бросил мне директор. – Садись.
Я сел. Он молчит, и я молчу. В воздухе висит ожидание… Я понимаю, что дело тут явно не в прогулах, слишком уж мрачен и задумчив Василий Петрович, вероятнее всего – обнаружили пропажу реактивов, а значит, сейчас мне будет выволочка… На лице директора – раздумье, тяжелое такое раздумье. Он не знает, как начать разговор… Мнется… наконец решается.
– Кирилл… Вот скажи мне… Ты – мужчина?
– Ага, – киваю я, офигевая все больше и больше. Не так раньше начинались наши разговоры, совсем не так.
– И я – мужчина, да?
– Вроде бы, – осторожно говорю я.
– Вот и давай поговорим с тобой, как мужчина с мужчиной!
Я украдкой щипаю себя за руку. Нет, вроде не сплю и не галлюцинирую. Что он несет-то в самом деле?
– Ну, давайте… – выдавливаю я из себя.
Снова повисает молчание. Василий Петрович никак не может оформить мысль. И, наконец, не выдерживает и выдает ее, как она есть, без огранки и окантовки: