Платье было подобрано тоже вполне сознательно, в свете намеченных завоеваний. Варя отказалась от привычных постельных тонов, более подходящих именно сейчас, в пору необыкновенной жары. По её мнению, нежные цвета не вязались с образом роковой красавицы. Что ж, в некотором роде она была права, потому как, именно её, бежевые и розовые оттенки делали ещё более юной. Барышня облачилась в светло-коричневое, отделанное золотым шнуром, платье. Теперь она превратилась в одно- целое порождение солнечного света – необычный, но, несомненно, привлекающий взор образ. А уж как она будет выглядеть при свете великолепной люстры Лемахов, содержащей, пожалуй, сотни две свечей! Просто потрясающе!!
Оказалось, зря старалась. День с самого утра не задался, и нечего было думать, что к вечеру повезёт.
Во-первых, батюшка решил подправить себе усы и порезался. Больше получаса ушло на то, чтобы ликвидировать последствия его парикмахерских усилий. По давней устоявшейся привычке Илья Савович всегда ухаживал сам за своими усами – и вот результат! Рана была успешно залеплена; вот только, чтобы скрыть ущерб, пришлось зачесать усы немного к низу и обильно смочить их сахарным сиропом, чтобы держали форму.
– Папенька, не вздумайте облизываться, – наставляла Варвара родителя, – и гоняйте вкруг себя мух, а то, не дай Бог, слетятся на сладкое.
Илья Савович ужаснулся, представив себя с копошащимися мухами по усам, и наотрез отказался ехать. Еще битый час ушёл на уговоры. Аргумент, что у Лемахов «мух отродясь в комнатах не водилось», наконец, возымел действие и старый барин принялся облачаться.
А потом, посреди дороги отвалилось колесо. Ухнуло в колдобину, весело крякнуло – и упало!
И осторожная мысль, откуда-то с краешка сознания, тихонько намекнула: столько препятствий неспроста; стоит ли ехать? Только Варенька погнала незваную прочь. В самом деле, она ведь не суеверная старуха, а образованная молодая барышня.
В общем, приехали, когда все отужинали и перебрались в просторную гостиную для общения духовного.
Лакей Васька хотел, было возвестить о новоприбывших громогласно, как и полагается по установленному господином Лемахом этикету. Да Илья Савович махнул на него рукой:
– Полно, голубчик, горло драть. Мы тихонько пойдём. Слышу, Ольга Николаевна поёт. Чисто – соловей, а ты – вопить! – глупая башка.