Он горбится и ладонью приплющивает закрытый глаз.
– Господи, Кот. Я думал, ты совсем того.
– Не-а, пока цела.
Он выглядывает поверх ладони. Один его глаз – закрашенный кружок, второй – пустой.
– Ты все равно видишь?
– Увижу все, что ты мне покажешь.
Теперь я меньше волнуюсь о своих глазах и больше о том, почему Джеффри так торопился. Он никогда не торопится. Иногда тревожится, но делает это с добродушным спокойствием ведущего телеигры, представляющего дерьмовый приз. Джеффри – тихая гавань, потому что у него нет выбора: он поддерживает мир между нами.
Всеми нами: теми, что преобразились, и теми, что остались прежними.
Большинство из нас вместе со средней школы.
«Вместе» не в том смысле, что мы с тех пор друзья. Я имею в виду, что в средней школе мы все впервые оказались в одном здании. И «мы» – в смысле все мы, а не только я, Джеффри, Сисси и Райан Ланкастер: все остальные тоже. Это я точно помню.
Помню, как на первом уроке села слушать объявления – высокая, бледная Джули Висновски зачитывала школьные новости. Помню, что никто в классе ее не слушал, потому что Лейн Кастильо слишком уж увлеченно, по-хамски громко рассказывала о том, что приключилось с ней на выходных. Помню поток знакомых, но далеких лиц, плывущих по коридору: людей, которых я видела каждый день, но так и не узнала.
Помню небольшой караван почти-друзей, с которым я кочевала от класса к классу. Их я помню в основном потому, что все мы, кажется, знали: держаться вместе нам необходимо. Тот, кто шел по коридору в одиночку, становился мишенью. Те, кто шел группой, впадали в общий поток, медленно, но верно текли к морю, к свободе.
Меня не беспокоило, что никто из них не был мне хорошим другом. Мы с Сисси считались как бы подругами: почти не виделись после уроков, но в школе друг друга прикрывали. Слишком уж давно знакомы. Но ее лучшей подругой была Джули, поэтому чаще всего я оставалась сама по себе. Ну, пока не появился Джеффри, потому что жизнь после Джеффри стала гораздо лучше, чем до Джеффри. Он из тех, кто с тобой в одном классе на всех уроках, но их не заметить, если не искать специально. Молчаливый паренек, который сидел в среднем ряду, не высовывался, всегда вовремя сдавал домашку и носил вязаный жилетик.
Мы почти все были такими. «Мы» в смысле мы. Не они